За экраном

Этим объясняется то, что значительного количества немецких картин 1943–1945 гг. не хватает. Немецкие фильмы, как правило, поступали в рейхсфильмархив в одном экземпляре, а иностранные в нескольких, иногда до 8 экземпляров.

С 1939 года в Германии прокат иностранных фильмов был прекращен, поэтому иностранные фильмы в рейхсфильмархив попадали через страну, захваченную немцами. Большинство из них снабжены немецкими титрами.

В рейхсфильмархив были также доставлены фонды киноархивов из Франции, Норвегии, Чехословакии, Польши, Югославии. Эти фонды не были еще полностью обработаны и систематизированы.

Не считая фильмов, поступивших в рейхсфильмархив за последнее время и еще не разобранных, в нем находилось 17 352 картины (параллельных экземпляров и отдельных номеров не имели).

Это количество фильмов распределялось следующим образом:

1. Полнометражных – художественных – 6100

2. Короткометражных (1–3 части) – 3500

3. Рекламных роликов – 4800

4. Хроники (отдельные номера) – 2600

„Немых“ фильмов в рейхсфильмархиве было очень мало. В основном выдающиеся фильмы немецкого и французского производства.

Что взято из рейхсфилъмархива:

Полнометражных фильмов около 3700 экземпляров. Оставлены из имевшихся в наличии только 3 экземпляра некоторых фильмов. Около 250 копий советских фильмов переданы для проката в Берлине и его окрестностях (часть взята до нашего приезда непосредственно военными частями). Около 300 фильмов не возвращены абонементами. Больше 2000 фильмов, хранившихся в филиале рейхсфильмархива в гор. Глиндов, уничтожены при пожаре до нашего приезда.

Из 3500 короткометражек взято около 2500, в том числе несколько сот цветных американских мультипликаций.

Рекламные ролики оставлены в рейхсфильмархиве.

Хроники взяты около 800 частей, остальная хроника оставлена, учитывая, что со студий „Уфа“ вывезен комплект хроники с картотекой сюжетов за 12 лет – по 1945 год включительно.

Работа по отгрузке рейхсфильмархива началась 9 июня и закончена 4 июля 1945 года».

Моя миссия была закончена.

День был жаркий. Уставший, потный после разных передряг, я вышел из ворот фильмархива, чтобы немного проветриться, прошел мимо заколоченного придорожного ресторана, напоминавшего охотничий домик, свернул в рощу, манившую прохладой, расстегнул пояс на гимнастерке, положил пилотку под голову…

Я лежал в центре Германии, в нескольких километрах от столицы Третьего рейха. Надо мной шумел немецкий дуб, прикрывая меня от лучей солнца. Мне казалось это невероятным. Я вспомнил 16 октября, бомбардировки Москвы, щемящую тоску, сжимавшую сердце при словах: «наши войска после упорных боев покинули…» – и подумал о том, что свершил русский народ, о русских бойцах, стороживших сейчас награбленные и свезенные сюда со всей Европы фильмы.

Земля подо мной была такая же, как на Клязьме в июле сорок первого: мы жили там в те дни. Надо мной сквозь листву просвечивало берлинское небо, и я подумал, что, если бы летом сорок первого кто-нибудь мне сказал, что я буду отдыхать в лесу где-то под Берлином, я посмотрел бы на него как на сумасшедшего, ведь немцы стояли у Химок и жили в нашей квартире в Пятигорске… Но с дороги доносилась немецкая речь. Моя психология пессимиста явно получила прививку оптимизма, и слова, прозвучавшие в первые дни войны о том, что наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами, казавшиеся лозунгом-призывом, стали явью.

Я вспомнил знаменитую рейхсканцелярию, в которой был в середине мая. Она олицетворяла собой мифическое величие и очевидность падения рейха. Монументальные залы, толщина колонн, высоченные двери, тяжелейшие люстры, длиннейшие коридоры, стальные распростертые орлы, метровые свастики – все говорило о вечности. А пробоины в стенах, вылетевшие стекла, сорванные крыши, груды щебня, те же самые орлы и свастики, но исковерканные, простреленные бюсты фюрера, его расколотый письменный мраморный стол – длинный, как прилавок, за которым был подписан акт Риббентропом и Молотовым, груды орденов, огромная люстра, напоминающая столетнюю елку, лежащая среди кабинета, расколотый великолепный камин, летящие по полу от сквозняков в коридорах наградные листы, победные реляции – все это олицетворяло полный крах мифа.

Русские солдаты и офицеры, французские, английские летчики и танкисты, цветные в американской форме прохаживались по залам канцелярии, спускались в знаменитый бункер, который потом увидели в фильме «Падение Берлина».

Группы сопровождал чиновник канцелярии, который изображал Гитлера и Геринга. Немецкий чиновник то величественно выбрасывал руку вперед, стоя на балконе и объясняя, что отсюда начался поход на восток, Гитлер объявил «Дранг нах Ост», – то тут же ругал Гитлера, показывая на руины Берлина.

Все это казалось мне экзотическим сном.

Союзники отламывали кусочки от люстры, снимались около нее, отбивали кусочки мрамора от стола и камина в кабинете Гитлера, собирали ордена, прицепив их к кителям, и опять фотографировались. Наши искали чего-то более существенного.