Читаем За экраном полностью

Материально работники «Уфы» жили хорошо, морально – как все пытались уверить – тяжело. Входя ко мне, в комнату шеф-драматурга, они удивлялись, что пока все было так же, как раньше, рассказывали про отдельные сценарии. За все время пребывания на «Уфе» я беседовал с двумя или тремя сценаристами, с одним режиссером и несколькими статистами из актерского штата – остальные все бежали. Позднее, в Потсдаме, я встречался с Марикой Рекк и Вернером Краусом.

На территории «Уфы» в одной из мастерских мы натолкнулись на человека с мольбертом. Это был художник Рериг, один из постановщиков знаменитого «Кабинета доктора Каллигари». Он остался, часто бывал у нас и много рассказывал. Я ходил в его мастерскую, смотрел его картины. Он был очень удивлен, что мы хорошо знаем историю немецкой кинематографии. В одно из посещений он предложил нарисовать мой портрет – может, как компенсацию за табак и хлеб, которые я иногда ему приносил. Я уже представлял себе свой портрет в военной форме, нарисованный знаменитым Реригом, в своей комнате в Москве… Однако финал этой истории был несколько неожиданный, в духе О’Генри.

Несколько раз я позировал ему, и дело шло к концу. Я уже приготовил пачку табаку и гильзы, готовясь зайти за портретом. Но неожиданно поступил приказ: в двадцать четыре часа очистить половину территории «Уфы» и передать ее американцам. Предстояла Потсдамская конференция, и войска союзников располагались вокруг Потсдама.

Начался аврал, и стало не до портретов. Часов в пять нам сообщили, что прибывают американцы. Мы вычистили сапоги, побрились и двинулись к воротам. Навстречу нам уже двигались две машины – «виллис» и «додж». Это была «милитари-полис». Из «виллиса» выскочил лейтенант с белыми ремнями и в белых гетрах, за ним шел сержант в такой же форме, в «додже» сидели человек десять солдат.

Мы пошли навстречу, откозыряли. На авансцену выдвинулась наша переводчица Виктория. Но американский офицер на чисто русском языке отчеканил: «Лейтенант Виктор Плажевский». Он родился в Петербурге. Отец его поляк, один из директоров Банка взаимного кредита, эмигрировал в восемнадцатом году.

Разговор моментально наладился. Мы определили границы, протянули канаты. Американцы поставили свои посты. Виктор долго с нами беседовал. На столе появились русская водка и американские консервы, сигареты и виски. Наш собеседник спрашивал, нет ли у кого из нас немецкого «вальтера», предлагал обменяться пистолетами. Поинтересовался, существует ли еще его дом на Литейном, а потом укатил.

Рано утром, когда мы еще спали, американцы въезжали на «Уфу». Длинная колонна «доджей», «студебеккеров», «виллисов». Из машин выпрыгивали веселые американцы, кое-где видны были и негры, солдаты располагались в павильонах, которые мы вчера очистили, осматривали студию. Одни уже играли в карты, другие у каната обменивались сувенирами с нашими. На некоторых машинах были советские флаги, портреты актеров, обложки из немецких киножурналов, и на одной из машин я увидел свой портрет, который красовался рядом с каким-то пейзажем из мастерской Вальтера Рерига.

Вечером, придя к нам, Вальтер жаловался, что американцы растащили его мастерскую, картины, краски. Он застал в мастерской солдата – тот что-то писал на одном из уцелевших холстов. Это был художник из Калифорнии. Вальтер скоро исчез, я – уехал в Берлин, а вот мой портрет?..

Между прочим, нам удалось установить местонахождение фильмов. «Рейхсфильмархив» находился в специальном помещении в пяти или шести километрах от Бабельсберга, в лесу. Это был специально построенный комплекс зданий, состоящий из нескольких бункеров, оборудованных стеллажами и помещениями для картотек. В бункерах кондиционеры поддерживали соответствующую температуру. Стеллажи располагались рационально, и картину легко было найти.

Кроме того, на территории рейхсфильмархива стоял отдельный дом, нижний этаж которого предназначался для канцелярии, а верхний – для квартиры начальника архива. Небольшой дом для служащих. Вся территория была огорожена забором.

В архиве в момент нашего приезда находилось примерно семнадцать тысяч фильмов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Рим». Мир сериала
«Рим». Мир сериала

«Рим» – один из самых масштабных и дорогих сериалов в истории. Он объединил в себе беспрецедентное внимание к деталям, быту и культуре изображаемого мира, захватывающие интриги и ярких персонажей. Увлекательный рассказ охватывает наиболее важные эпизоды римской истории: войну Цезаря с Помпеем, правление Цезаря, противостояние Марка Антония и Октавиана. Что же интересного и нового может узнать зритель об истории Римской республики, посмотрев этот сериал? Разбираются известный историк-медиевист Клим Жуков и Дмитрий Goblin Пучков. «Путеводитель по миру сериала "Рим" охватывает античную историю с 52 года до нашей эры и далее. Все, что смогло объять художественное полотно, постарались объять и мы: политическую историю, особенности экономики, военное дело, язык, имена, летосчисление, архитектуру. Диалог оказался ужасно увлекательным. Что может быть лучше, чем следить за "исторической историей", поправляя "историю киношную"?»

Дмитрий Юрьевич Пучков , Клим Александрович Жуков

Публицистика / Кино / Исторические приключения / Прочее / Культура и искусство
Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино