Критикуя оппонентов «слева» и «справа», советские историки и экономисты, с одной стороны, доказывали необходимость товарно-денежных отношений при социализме, с другой — подчеркивали, что социалистическая торговля имеет иную природу, чем рыночная. Основу социалистической торговли составляет план, а не стихия рынка. Цель торговли — не прибыль, а удовлетворение потребностей населения. При социализме в отсутствии частной собственности ни земля, ни предприятия, ни другие средства производства не являются предметами купли-продажи. Главной фигурой выступает государство — держатель и распорядитель товарных фондов. Фактически, советские историки и экономисты доказали, что сутью государственной социалистической торговли было централизованное распределение. Главные достижения советской историографии заключались в изучении развития системы планирования, усиления централизации, структуры органов, занимавшихся распределением, то есть в анализе торговой
В советской историографии существование стихии рынка признавалось главным образом для периода нэпа. Поэтому и саму проблему «план и частник», «план и рынок» советские исследователи ставили только применительно к этому периоду. Следует отметить, что советская историография справедливо рассматривала экономику нэпа как смешанную, а не чисто рыночную. Эта оценка была утеряна некоторыми участниками дискуссий периода перестройки, которые в пылу критики плановой централизованной экономики нередко абсолютизировали рыночную сторону нэпа.
К моменту выхода первого издания этой книги в 1998 году единственными специальными исследованиями социалистической торговли 1920–1930‐х годов были монографии В. П. Дмитренко, Г. А. Дихтяра и Г. Л. Рубинштейна[526]
. Применительно к нэпу эти авторы показали взаимодействие частника и государства, плана и рынка в сфере торговли. Их труды содержат материал о разработке торговой политики, условиях допущения частника в экономику, сферах действия частного капитала, размерах частного предпринимательства в торговле, а также начале развития централизованного распределения товаров. Меньше заслуг у советской историографии было в разработке вопроса о вытеснении частника из экономики. По известным причинам главное внимание было уделено экономическим мерам — налоговой и кредитной политике, снабжению сырьем. Применение репрессий против частных производителей и торговцев было запретной темой.Советская историография рассматривала взаимоотношения частного сектора и социалистического хозяйства во время нэпа узко и крайне политизированно — борьба. Причем речь шла не столько об экономической конкуренции, сколько о классовой борьбе. Она описывалась формулой «кто кого», которая не предполагала сосуществования. Использовавшаяся терминология — «временное отступление», «вынужденный компромисс» и, наконец, желанное «вытеснение частника» — говорит сама за себя. План и рынок, государство и частник почти всегда противопоставлялись. Частник и рынок считались опасными для социализма, в них мерещилась реставрация капитализма. Даже в отношении колхозного рынка, который был официально признан частью социалистического хозяйства, нет-нет да и вылезало явно неприязненное отношение.
Нельзя сказать, что описание взаимоотношений государства и частника, плана и рынка терминами борьбы является ошибочным. Но это лишь одна из сторон их сложных взаимоотношений. Кроме того, исследователи оставляли без внимания тот факт, что политизация взаимоотношений государственного регулирования и рынка была делом руководства страны, которое боролось с частником не только экономическими мерами, но и с помощью политических репрессий. Терминами политической борьбы описывалась и экономическая конкуренция.
Для советской историографии не существовало проблемы альтернатив нэпу, как и не ставились под сомнение своевременность вытеснения частника и готовность государственного сектора заменить частный. Успехи развития социалистического сектора, в том числе и социалистической торговли, нередко оценивались не по росту их показателей, а по снижению показателей частной деятельности. Именно поэтому советским исследователям после описания успехов социалистической экономики было трудно объяснить кризис и карточки первой половины 1930‐х годов — результат развала рынка в стране. О другом результате, голоде 1932–1933 годов, советская историография хранила молчание. Вытеснение частника из экономики страны советская историография преподносила как победу социализма, только оставалось непонятным, почему эта победа оказалась пирровой.