За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Товарный дефицит в открытой торговле, таким образом, сохранялся. Он то несколько смягчался, как во время второй пятилетки, то вновь обострялся, как на рубеже 1930–1940‐х годов. Конечно, между товарным дефицитом карточной системы и недостатком товаров в открытой торговле второй половины 1930‐х существовала разница. В годы первой пятилетки не было самого необходимого. Нитки, иголки, конверты, да что ни назови — все исчезло из продажи. Люди думали о хлебе, о том, как удержать душу в теле. В период открытой торговли появилось то, что ранее казалось роскошью. Однако если посчастливилось напасть, например, на продажу фотобумаги, то нужно было простоять полдня в очереди, чтобы купить один пакет. Или стало возможным купить сервиз — недосягаемая вещь в период первой пятилетки, но нужно было потратить день, чтобы найти магазин, куда завезли сервизы, и отстоять огромную очередь. По словам одного из авторов мемуаров, если в период карточной системы вообще невозможно было что-то купить, то в период открытой торговли, порыскав по городу и отстояв в длинных очередях, кое-что удавалось достать[376].

Товарный дефицит приводил к тому, что в открытой торговле сохранялось нормирование. СНК СССР установил «нормы отпуска товаров в одни руки». В 1936–1939 годах покупатель не мог купить больше 2 кг мяса, колбасы, хлеба, макарон, крупы, сахара, 3 кг рыбы, 500 г масла и маргарина, 100 г чая, 200 штук папирос, 2 кусков хозяйственного мыла, пол-литра керосина. В 1940 году, в связи с ухудшением продовольственной обстановки в стране, нормы были снижены, стали нормироваться товары, которые ранее продавались без ограничения (приложение, таблица 11). Кроме этих, официально установленных правительством норм существовали и неофициальные. Продавцы и люди, стоявшие в очередях, сами вводили их — «Больше килограмма в руки не давать!», «Отпускать не больше 5 метров в руки!». Дважды за короткий период предвоенной открытой торговли (кризисы снабжения 1936/37 и 1939–1941 годов) нормирование принимало форму карточной системы.

В период открытой торговли люди могли избежать ограничений и превысить установленные нормы, покупая товары в разных магазинах, поскольку прикреплений к магазинам не было. Но обход магазинов имел свои пределы. Товар не залеживался на полках. Его нужно было искать, часто приходилось ехать в другой город, стоять в очереди долгие часы, а то и дни. Кроме того, в периоды обострения товарного дефицита местное руководство принимало ограничительные меры — контроль за покупками, восстанавливалась система закрытых распределителей.

Государственная торговля второй половины 1930‐х годов оставалась централизованным распределением и по-прежнему сопровождалась бюрократической процедурой планирования[377]. Переход к «свободной» торговле не только не означал свободы частного предпринимательства, он не означал и свободы для государственно-кооперативных торговых организаций заключать договоры с производителями, заказывать необходимое количество и ассортимент товаров, регулировать цены в зависимости от спроса и предложения, вести самостоятельную кадровую политику, открывать магазины по своему усмотрению и многое другое. Централизация в торговле сохранилась и после отмены карточной системы. В годы второй пятилетки предпринимались попытки ослабить ее, передав часть функций торговым системам и местным регулирующим органам, но существенного эффекта это не дало. В годы третьей пятилетки централизация заметно усилилась.

Торговые планы составлялись Наркомторгом СССР и утверждались Политбюро, которое по-прежнему представляло высшую «торговую» инстанцию в стране[378]. Без его санкции не решался ни один вопрос — когда крестьянин может везти зерно и картошку на рынок, сколько должен стоить кусок мыла, жителей какого города осчастливить открытием нового магазина. Подобно тому как Наркомторг СССР подчинялся высшему партийному руководству и Совнаркому, его организации на местах, торги, подчинялись местным партийным комитетам и исполкомам Советов. По сравнению с первой половиной 1930‐х годов процедура планирования нисколько не упростилась. С конца 1937 года перед утверждением Политбюро планы рассматривались Экономическим советом Совнаркома, а с 1938 года альтернативный план торговли стал составлять Госплан.

По сравнению с периодом карточной системы охват планированием показателей торговли не только не уменьшился, а возрос[379]. Централизованно распределялась практически вся произведенная в стране продукция, даже такие нестратегические товары, как деревянные ложки и игрушки[380]. Это означало, что ни производители, ни торги, ни местное партийное и советское руководство не могли использовать произведенную в их регионе продукцию по своему усмотрению, а обязаны были направить ее туда, куда указывал утвержденный Политбюро план. Планирование распространялось не только на продукцию промышленности союзного и республиканского подчинения, но и на продукцию местной промышленности и промысловой кооперации[381].