За глупость платят дважды

— Это места священных раздумий? — спросила Лелль, тронув Шпатца за руку, будто не слышала многословной истории этой площади, которую только что излагал водитель.

— Герр Утер же только что рассказывал нам... — Шпатц осторожно отодвинул руку, стараясь не дернуть ей, чтобы не обидеть девушку.

— Я не слушала, что он там болтает, — она пристально посмотрела на Шпатца. — Я хочу слышать только тебя сегодня.

— А что такое места священных раздумий? — спросил Шпатц. Его раздирали невероятно противоречивые чувства. Лелль ему нравилась, несмотря на свою экзотическую внешность, а может и благодаря ей. Ее светлые волнистые волосы источали тонкий едва заметный запах... воды. Так пахнет ранним утром на озере, когда выпадает роса и над зеркальной гладью воды стелется легкая дымка. Прозрачные глаза Лелль смотрели на него с таким неподдельным восхищением, что от каждого ее взгляда ему становилось жарко. «Держи дружка в штанах», — посоветовал инспектор. Вот только у «дружка» были явно другие планы... Но при этом мозгом он отлично понимал, что перейти границу может оказаться очень плохой идеей. Перед мысленным его взором вставал то обеспокоенный Крамм, которому не давали покоя границы возможностей Лелль по чтению мыслей и воздействию на мозг, то доктор Готтесанбитерсдорф, вооруженный ланцетом и шприцем с сывороткой для медикаментозного допроса, то хищное лицо инспектора с глазами-ножами. Как он там сказал? «В мыслях ничего, кроме этого?» Все верно, герр Кош, все верно...

— Ну это же совсем просто, Шпатц! — Лелль снова коснулась его руки. Провела кончиками пальцев по запястью, потом накрыла его ладонь своей ладонью. — Священное размышление — это когда человек должен остаться один и принять решение. Или просто побыть сам с собой. Прерывать его нельзя, это преступление. Лет десять назад за такое полагалась смертная казнь, но сейчас ее отменили, теперь просто отправляют на самый север. Там добывают нефть и охотятся за китами, всегда нужны подневольные рабочие.

— Смертная казнь? — переспросил Шпатц. — Смертная казнь за то, что прервал чье-то уединение?

— Не уединение, а священное размышление, — Лелль придвинулась ближе, хотя и так сидела уже вплотную.

— А есть какой-то знак или что-то подобное? — продолжать разговор Шпатцу пока удавалось, но уже с трудом. — Если человек просто сидит на скамейке, то к нему можно подходить, или за это могут арестовать и расстрелять?

— Утопить, — уточнила Лелль. — Но нет, не могут. В местах для священных размышлений нет скамеек. Но знак? Что ты имеешь в виду, Шпатц? Такое нельзя ни с чем перепутать!

Ладонь Лелль переместилась на бедро Шпатца. Она приблизила лицо к его уху, он почувствовал на шее ее горячее дыхание.

— Ты говорил, что вокруг города — пшеничные поля, — прошептала она. — Я хочу посмотреть на пшеничное поле. Скажи своему слуге, чтобы он отвез нас туда.

— Но сейчас темно, — у Шпатца перехватило дыхание. — На полях нет фонарей.

— Мне не нужен свет, чтобы видеть, — ее жаркий шепот обжигал шею. Он поднял руку и коснулся ее волнистых волос. — Я хочу посмотреть. Пожалуйста.

— Герр Утер, фройляйн желает прокатиться за город, — сказал Шпатц. — Правила комендантского часа позволяют нам покидать границы?

— Ваш ауслассунг позволяет, герр штамм Фогельзанг, — ответил водитель. — Куда прикажете вас отвезти?

— К какому-нибудь пшеничному полю, — сказал Шпатц, чуть дрогнувшим голосом. Мягкие губы Лелль коснулись его щеки. Водитель повернул ключ зажигания, могучий мотор крафтвагена низко заурчал, и машина помчалась по пустынным улицам Аренберги.

Шпатц подумал про лицо доктора, который завтра будет смотреть на него поверх своих крохотных красных очков и обнял девушку за гибкую талию. Воображаемый инспектор Кош с высокими залысинами смотрел осуждающим взглядом, когда он нашел своими губами ее губы. Представил, как обеспокоенный Крамм где-то там, далеко-далеко, в их номере гостиницы держит перед собой лист газеты и смотрит на часы, ожидая его возвращения. Шпатц притянул Лелль к себе и прижал плотнее. Ее нечеловечески прозрачные глаза мерцали в свете редких фонарей совсем близко. Ее влажный язык касался его губ, вызывая мучительно сладкие судороги. «Держи дружка в штанах», — сказал инспектор откуда-то с другой стороны океана, когда Лелль запустила свою тонкую ладонь под пряжку его дорогущего ремня...

— Я хочу, чтобы мы вышли здесь, — прошептала Лелль, когда их крафтваген неспешно катил по неширокой дороге между двух полей пшеничных полей. Тяжелые колосья золотились в свете фар, водитель в точности выполнил пожелание.

— Остановите, герр Утер, мы хотим прогуляться, — голос Шпатца был хриплым, впрочем, вряд ли у водителя остались сомнения, зачем именно парочка пассажиров намерена выйти в ночной мрак.

— На улице прохладно, — сказал он. — У меня есть плед, если хотите...

Лелль быстро выскочила наружу, не дожидаясь, когда Шпатц или водитель откроют перед ней дверь.