За голубым порогом

досками, чтобы не путалась. Рыбаки черпают ее плоскими сачками на длинных рукоятках (такое орудие называется «зюзьга»). Наполненный до краев тяжелый ящик плывет по воздуху и, качаясь, повисает над бункером у подножия транспортера. Дно с лязгом разверзается, рыба потоком падает в окованный железом бункер, разбрызгивая слизь и чешую. Ступенчатый транспортер, очень похожий на эскалатор метро, только в три раза уже, медленно движется вверх. На каждой его ступени лежит рыба, поднимаемая на высоту нескольких метров к деревянному желобу, в котором плывет бесконечная лента конвейера. По этому конвейеру рыба подается в цехи. В сторонке, чтобы не путались под ногами, лежат всякие диковинки: здоровенный осьминог или скат в добрый метр шириной, а то акула с акулятами, выпавшими из ее распоротого брюха. Кроме нас, на них никто не обращает внимания. Каждый день сейнеры привозят нечто подобное. После разгрузки ценной рыбы осьминог и акула пойдут с разнорыбицей на переработку.

Здесь не мешкают. Надо освободить место для следующего судна, чьи огни уже показались за островком. А там подходят еще два сейнера и пришвартовываются с другой стороны причала. В работу вступает второй кран. Часто разгрузка затягивается до двенадцати ночи. А на рассвете суда опять уйдут в море и вернутся только поздно вечером. И так ежедневно, в течение нескольких месяцев, с ранней весны до поздней осени.

В первый же вечер на причале мы встретили Мишу. На нем были резиновые сапоги и теплая куртка. Мы поздоровались, как старые знакомые. С Мишей была тоненькая девочка лет тринадцати, с головы до ног закутанная в непромокаемый фартук. Вид у ребят был солидный, рабочий.

Миша держал в руках еще влажную большую раковину брюхоногого моллюска хризодомуса. Ее поверхность почти скрывалась под сеткой толстых известковых трубок червей серпул.

— Для чего тебе понадобилась эта раковина? — спросила я. Привычные к диковинкам, попадающимся, в прилове, местные ребята редко обращают внимание на такие пустяки, как большая ракушка.

— Мать велела починить электроплитку, — ответил Миша, — а эти трубки годятся вместо фарфоровых изоляторов.

— Ну, Миша, покажи нам, как ты рвешь печень, — сказал Николай.

— Как минтая подадут, так приходите.

— Они у нас молодцы, — вмешался диспетчер. — Так ловко работают, что и взрослые не угонятся. Золотые руки.

Ребята с самым равнодушным видом, будто и не их хвалят, отвернулись, глядя на разгрузку. Диспетчер подмигнул нам и засмеялся.

— Сколько же ты зарабатываешь? — спросила я Мишу.

— Если минтая много, то и десять-двенадцать за смену.

— Двенадцать чего? — не поняла я.

— Ну, рублей, конечно.

— Двенадцать рублей за смену? Сколько же ты зарабатываешь в месяц?

— Еще не знаю, мы ведь не каждый день работаем. По-разному получается.

— А я вчера тоже на десять рублей нарвала, — тоненьким голоском сообщила девочка и спряталась за Мишу.

— Это работа выгодная, но и ловкость надо, и руки быстрые, — сказала стоявшая рядом женщина.

Из печени минтая, рыбы из семейства тресковых, добывают витамин «А». — После того как вынут печень, рыба поступает на кормовую муку. Мы поглядели, как работали Миша и Катя. Сидя на низких скамейках, они подхватывали левой рукой рыбу из большой груды, сложенной рядом, одним взмахом правой руки вскрывали ей живот и вынимали большую розовато-желтую печень. Еще взмах руки — и печень шлепается в ведро, а рыба летит в сторону.

После того как улов попадает на палубу сейнера, его сортируют, отбирая наиболее ценную рыбу — камбалу, треску, навагу, морского окуня и других, используемых на изготовление консервов. Разнорыбица, то есть самая разнообразная не сортовая рыба, начиная от акулы или ската и кончая круглоперами — кургузыми рыбками величиной и формой похожими на грецкий орех, идет на муку. Большую часть беспозвоночных животных, попавших в сеть вместе с рыбой, выбрасывают за борт еще в море, во время сортировки улова. Но среди разнорыбицы, которую разбирают далеко не так тщательно, можно найти много любопытных животных, иной раз довольно редких. В поисках их мы едва ли не ежедневно ходили вечером на причал встречать суда. Было очень интересно рыться в груде разнообразнейшей рыбы, и находить там то громадную витую раковину букцинум или нептунеи, где зачастую вместо брюхоногого моллюска, законного хозяина, сидел захвативший помещение здоровенный рак-отшельник, то жесткие кусты прутовидной оранжевой губки, то морскую звезду солястера с добрым десятком лучей, напоминающую наивные рисунки солнца на старинных гравюрах и картах. Все эти животные были давно мертвы и многие из них сильно помяты. Но даже в таком виде они представляли для нас большой интерес.

Несколько камчатских промысловых крабов, красно-фиолетовые сверху и бледно-восковые снизу, с ярко-желтыми суставами длинных ног и алыми когтями, лежали на досках причала. Их выпуклые панцири величиной с тарелку и паучьи ноги были усеяны острыми шипами.