За голубым порогом

Если собрать все камни, перевернутые нами под водой в поисках этого животного, можно было бы построить неплохой дом на одну семью. Кажется, не осталось расщелины или пещерки под камнями у берегов бухты Троицы, где бы мы ни шарили, все еще не теряя надежды увидеть извивавшиеся щупальца. Николай просто запускал руки во все углубления меж камней, пока не налетел на ежа. Я же с самого начала проявляла разумную осторожность, действуя запасным гарпуном от подводного ружья. Совсем не весело, если вас прихватит за руку сидящий в своем убежище осьминог. Если при этом он будет держаться остальными щупальцами за грунт, то с ним не оберешься хлопот.

Несколько лет назад в северной части залива Петра Великого Николай нашел-таки после долгих поисков небольшого осьминога и схватил его одной рукой. Осьминог в свою очередь схватил Николая, обвив тремя щупальцами его руку, а другими пятью крепко вцепился в скалу. Ни один из них не хотел уступать, но у осьминога было важное преимущество он мог дышать под водой, а Николай не мог. Глубина была метра полтора, и когда проходила волна, она закрывала Николая с головой; лишь в промежутке между двумя волнами ему удавалось перевести дыхание. Некоторое время он тянул животное, надеясь постепенно оторвать его от грунта или заставить перенести на руку остальные щупальца. Осьминог на это не соглашался. Когда Николаю надоело глотать воду, он перехватил животное пониже головы, уперся ногами в камни и что было силы рванул на себя. На этом борьба закончилась. Осьминог попал в формалин, а его противник, ободренный удачной охотой, снова полез в воду. Однако ни в тот год, ни в последующие Николаю больше не удавалось находить осьминогов в мелкой и теплой воде около самого берега. Правда, теперь у нас было важное преимущество — маски, но без акваланга все равно приходилось ограничиться несколькими метрами глубины.

Был еще один выход из положения: отправиться с сейнером на лов рыбы, выбрать небольшого осьминога, привезти живым домой и спокойно работать над ним. Еще лучше было бы выстроить садок у берега. Тогда у нас будут шансы сохранить животное в течение нескольких дней. Но все это было отложено до переезда в более северные районы моря, где будет прохладнее и, возможно, найдутся более подходящие условия для постройки садка.

* * *

Пользуясь установившейся хорошей погодой, мы больше недели с утра до вечера работали на берегу, переправляясь через бухту Троицы с водоналивными баржами.

Оставив вещи в заветном тенистом уголке под крышей боярышника, я бреду по песку у самой воды. Стоят тихие, почти безветренные дни, и даже на море волны ведут себя вполне прилично, а сюда, в «Рисовую бухточку», они приползают из-за каменистого мыса едва живые, усталые и медленные. Они еще способны лизнуть берег, смочив узкую полоску песка, и тут же гаснут.

На глубине нескольких сантиметров на дне лежат рыбешки величиной в косточку сливы. Практически это лишь плоские головы, к которым приделано ничтожное количество тела и юркие хвосты. Когда моя тень падает на них, рыбешки кидаются к берегу и беспомощно бьются на мокром песке, пока их не слизнет волна. Я собираю их и кидаю обратно в воду, они мечутся и снова лезут на берег. Это мальки какого-то из многочисленных бычков, населяющих море. У этих головастиков есть особая примета, — коричневая широкая перевязь поперек тела. Она разбивает форму рыбы и делает ее невидимкой на фоне песка. Но зачем они лезут на сушу? Вероятно, так они спасаются от хищника, который побоится оказаться на мели. Впрочем, вопрос остается открытым. Я вхожу в воду, оставив головастых мальков самим решать, что для них полезнее: задыхаться на берегу или попасть в желудок хищника.

С метровой глубины начинаются заросли короткой зостеры марины. Она растет здесь лужайками. Их разделяют широкие площадки, покрытые чистым и мелким песком. На светлом фоне дна издали видно темное продолговатое пятно. Посреди песчаной «арены» лежит громадный мягкий огурец лилового цвета, покрытый рядами бородавок. Один конец этого странного произведения природы украшен пышным пучком, похожим на букет цветов. На другом конце только бахромка коротких амбулякральных ножек, которая тянется в несколько рядов вдоль «огурца». Это голотурия, ближайшая родственница трепанга. На Дальнем Востоке ее называют «морским огурцом», или «морской картошкой». Да и по-латыни ее название «кукумария» происходит от слова «кукумис», то есть огурец. Несколько раз ныряю к животному, чтобы посмотреть, что оно делает. Оказывается, они изволят кушать: щупальца, похожие на цветы, подбирают что-то в песке и, изгибаясь, несут ко рту в центре венца. Приходится прервать это важное дело, так как кукумария еще не нарисована. В руке она сжимается, как трепанг, становясь почти круглой. Весит она, вероятно, более полукилограмма.