За горизонт! [СИ]

— Роза с Руфью в порядке, а Марта избили. Он кричал, но там звукоизоляция… Нужно что-то делать, без денег он не поедет, я думаю. Так что и продажа не состоится. Я не знаю Егор, это то, что я своим скудным умом думаю.

Она всхлипывает.

— Галя… ты что, плачешь?

— Нет, — сердито отвечает она. — Нет.

— Ты где сейчас? — спрашиваю я.

— Дома.

— А Юрий Михайлович дома?

— Нет его, — говорит Галя. — Он сегодня поздно придёт.

— А Боря где?

— Не знаю… — удивлённо отвечает она. — Дома, наверное. А он-то тебе зачем?

Он-то? Он-то мне и нужен. Кто знал о сегодняшнем обмене? Тот, кто в нём участвовал, Филателист, Боря, Галя, семья… Филателист не знал о том, что Мартик уезжает и готовит кубышку. Это мы думаем, что не знал, а что ему говорил Боря неизвестно. И узнать он мог только от Бориса.

С другой стороны, о том, что Мартик отъезжает знают все. Кстати, вывозить можно только по сто долларов на человека, да ещё и платить откупные пятьсот рублей за высшее образование за диплом… хотя сейчас, наверное, уже не нужно… Неважно, это просто вспомнилось.

Грабители представились моим именем. А это сужает количество возможных участников налёта… Хм-хм-хм…

— Связи его придётся задействовать, — говорю я.

— У тебя и свои вроде имеются…

— Их тоже задействуем. Ладно, Галя, я подумаю, что сейчас делать. Перезвоню потом. Но… знаешь, ты моего звонка не жди, ложись спать, утро вечера мудренее.

Поговорив с ней, звоню Марту. Трубку снимает Роза.

— Роза Борисовна, вы все там живы? — спрашиваю я. — Руфочка ваша цела?

Услышав мой голос, она начинает реветь и не может вымолвить ни слова.

— Алло, — берёт у неё трубку Руфочка.

— Привет, Руфина, это Егор. Ты как там?

— Нормально, — говорит она, — но ваши дружки избили папу и украли все наши деньги и его надежды на моё будущее. А мама плачет так, что в Израиль мы, судя по всему поплывём по рекам её слёз. Или уже останемся здесь наживать новые капиталы.

— Можешь говорить мне «ты», и это были не мои дружки. Твой родитель в состоянии подойти к телефону?

— Наверное. Но пока он только молчит и головой трясёт.

— Понятно. Давай, тогда рассказывай ты.

— Позвонили в дверь, я подошла и спросила, кто там. Мне ответили, что мол Егор.

— А голос был похож на мой?

— Я не знаю, это через дверь было. Голос мужской… достаточно молодой… Я сказала папе, что это ты и он велел открыть дверь. А потом передумал и велел спросить, чего тебе надо, но я уже отомкнула замок, и они сразу ввалились…

— Сколько их было? — уточняю я.

— Трое. Они сильно толкнули дверь, я чуть не упала. Ворвались, схватили меня за локоть и потащили в комнату. Один повалил маму на диван, а третий сразу ударил папу. У одного нож был.

— Ты сильно испугалась?

— Ну, а как ты думаешь? Конечно, испугалась.

— Ясно. Что дальше было?

— Ну… они спросили что-то типа «сваливаешь, жидовская морда?» и потребовали деньги, раз мы такие предатели родины. Заявили, что мы перед родиной в долгу, а они пришли за этим долгом. Папа ответил, что ничего нет, что всё забрали власти, но бандиты не поверили и снова стали его бить. Потом один схватил меня и сказал, что… э-э-э…

— Можешь не говорить…

— Да ладно… сказал, что… поимеет меня на глазах у папы… ну то есть, он грубее сказал… и начал рвать платье. Правда порвал не очень сильно… ворот только. Ну, там облапал меня пару раз… Тогда папа сразу отдал все твои деньги за квартиру, но они заявили, что знают, будто у него их гораздо больше. Это всё по кругу повторялось, пока он не отдал им всё.

— Описать их сможешь?

— Бандитские рожи, мерзкие, вонючие, худые, похожие на животных.

— Рост, комплекция, цвет волос, может, что-то необычное запомнилось.

— Один вроде цыган, два зуба золотых, чёрные волосы… Глаза у всех такие холодные… А, у того, что с ножом был, губа верхняя со шрамом, вроде как рваная… А третий… не знаю, тупая морда… а сам покрупнее тех двоих. Он вообще ничего не говорил, слова не произнёс… На меня всё время смотрел. Не отрываясь, прям…

— Руфочка! — раздаётся испуганный голос Мартика. — Кому ты всё это рассказываешь⁈

Он забирает у неё трубку:

— Кто это? Алло!

— Это я, Март Вольфович, — говорю я. — Егор.

— Егор! — стонет он. — Такое горе у нас, такое горе… Прописку завтра не сможем…

Он не договаривает и начинает горько рыдать.

— Вы кому-то говорили о наших с вами делах? — пытаюсь преодолеть я эту стену плача.

— Что вы, что вы! Я же не выжил из ума. Ни одной душе, только Гале. Какое горе! Вся жизнь прахом! Они… Они…

— Сильно вам досталось?

— Я? Мне? Да что я! Они Руфочку схватили.

Он начинает рыдать:

— Всё, что нажил честным трудом! Всё же пропало! Подчистую! А теперь ещё и жить негде будет… Но с пропиской нужно повременить, я совершенно не в состоянии. Совершенно! Там ещё такая чехарда с бумажками…

— Что вы думаете насчёт милиции? — спрашиваю я. — Если заявлять, то нужно это делать срочно, чтобы была возможность раскрыть по горячим следам!