Да-да, и никогда больше не вернусь, хочет она сказать. Да только вся их операция летит в тартарары и я сомневаюсь, что её так легко выпустят из клетки…
— Подтащите, пожалуйста, — просит гэбист моих парней, указывая на громилу, получившего прикладом по лбу.
Тот начинает шевелиться, приходя в себя, но пока сопротивление оказать не может. Я делаю знак и парни его подтаскивают. Гэбист вкладывает пистолет в руку Четвертного, а Саня — в руку этого братка.
Четвертной стреляет в своего бандоса, а бандос — ещё раз в Четвертного. Вот такая печальная история. Что-то, видать, не поделили двенадцать разбойников и Кудияр атаман, вот и перестреляли друг друга…
— М-м-м… — начинает хитрый сотрудник КГБ. — Ева, когда по просьбе Марочника мы приехали сюда, то увидели три мёртвых тела, да?
— Да-да… — кивает она. — Абсолютно мёртвых…
— И пустой сейф, — говорю я. — Вообще-то мне нужны мои деньги, но если их здесь не окажется, смерть этого филателиста будет бесполезной и даже преждевременной, поскольку сумму он мне задолжал довольно крупную, и деньги нужны как можно скорее… И мне нужно было с ним поговорить по душам…
— А что, надо было ждать, пока этот урод выстрелит в тебя? — хмыкает скорый на расправу кагэбэшник.
— Вообще-то, Марочник, как мне кажется, стрелять не собирался, — резонно возражаю я. — И будет крайне неприятно, если я не смогу получить свои деньги.
— Ну, иди, проверяй. Сейф он при нас ещё открыл.
Я подхожу… Твою же дивизию! Добра здесь хватает. Ё-моё… Сорри, братцы, баксы все мои. Я все их беру себе. Шесть пачек сотенных. Просто распихиваю пачки по карманам. Помимо долларов тут оказываются и рубли и ювелирные изделия с крупными бриллиантами.
— Их брать никому не советую, — говорю я. — Отслеживаются на раз-два. Так что если вашей целью, были именно они, лучше оставить всё, как есть…
Они кивают и забирают всё подчистую. Если оставить сейф пустым, это обязательно наведёт расследователей на мысль об ограблении. Поэтому я беру со стола учётные книги и засовываю в несгораемый шкаф. А ещё оставляю три пачки красненьких.
А вот остальные тринадцать тысяч рубликов отдаю Сане, чтобы он разделил их между парнями, создавая дополнительные невидимые путы, переводящие всех участников в разряд соучастников. Я впрочем от доли отказываюсь, вполне удовлетворяясь валютой, а вот гэбэшники берут. И Цвет берёт, не поморщившись. И больше, чем остальные.
Мы выходим, садимся по машинам и немедленно, разъезжаемся. Ну вот, уже и до разбоя в целях самозащиты дошли. Блин, Еву жалко, думаю, для неё эти приключения — то ещё испытание. Хотя, если судить по тому, с каким хладнокровием она осматривала брюлики…
Мы приезжаем к Дому композиторов. Цвет уезжает в катран, а я поднимаюсь к себе домой. Саня и Сеня идут со мной. Звоню напористо и настойчиво.
— Кто там? — раздаётся испуганный голос Мартика.
— Егор, — отвечаю я.
— Что случилось? — спрашивает он, не открывая дверь.
— А вам ещё есть, что терять?
Он на несколько мгновений зависает, а потом раздаётся звук открываемого замка.
— Что стряслось? — шепчет перепуганный Мартик.
Я перешагиваю через порог и вхожу в прихожую, заставляя его отступить. Саня с Сеней остаются снаружи.
— Стряслось? — переспрашиваю я. — Да уж, стряслось кое-что. Но не дрожите вы так, бояться нечего, для вас стряслось что-то очень хорошее. Ваши денежки нашлись, представляете?
Но он выглядит напряжённо, отказываясь верить в своё невероятное счастье и разглаживая на животе полосатую пижаму. Мы проходим в гостиную. Появляются Роза и Руфь, тоже перепуганные, растрёпанные, только что с постели, в ночных сорочках. Захватывающее зрелище.
— Итак, — говорю я, — сколько вы честным трудом накопили? Напомните, пожалуйста, уважаемый Март Вольфович. Только предупреждаю, не поступайте, как
— А что, ещё кого-то обокрали? — не врубается Мартик.
— Ага,
Руфочка прыскает в ладошку.
— Ах, в этом смысле… Нет, у меня же всё записано. Вот…
Он достаёт из пижамного кармана сложенный вчетверо тетрадный листок:
— Двадцать три тысячи семьсот пятьдесят долларов… Мне чужого не надо.
— Ну и ладно, — соглашаюсь я. — Мне вашего тоже не нужно. Считайте.
Я достаю две пачки.
— Выглядят так, будто здесь двадцать, — киваю я.
Мартик заворожённо смотрит на чудо материализации американских денег из моего кармана.
— И вот ещё… — я достаю третью пачку.
— Нет-нет, — торопливо начинает он махать на меня руками и одновременно мотать головой, отчего становится похожим на пошедшую вразнос марионетку из Образцовского театра. — Это вам, это вам, это вам! Это вам… Я должен отблагодарить. Как вам удалось⁈ Я даже поверить не могу. За труды, за труды, за труды!
— Ну, что же, — улыбаюсь я. — Благодарю вас за вашу благодарность. Но, предвидя трудности, которые предстоит преодолеть вашему семейству в земле необетованной и англоязычной, я от вашего вознаграждения отказываюсь в пользу… в пользу Руфочки. И добавляю от широты своей души ещё шесть тысяч двести пятьдесят баксов. Держите. Потратьте на свою красавицу.