За границами снов

Демон а’капелла соч. 92

И Демон видел…

Лермонтов, «Демон»

Участники этой истории живы, но их показания только путают дело. Героиня же дело особое – она-то дела не путает, но и не дает показаний.

В газетах можно было прочесть следующее: «К радости искушенных меломанов нашего города, ожидается постановка оперы-оратории «Демон» (по Лермонтову) яркого композитора современности Л., в концертном исполнении. Труппа артистов, собранная самим Л., гастролирует по столицам постсоветских республик, и Б. оказался четвертым в этом списке. Необычность нового (после Рубинштейна и Фитингофа-Шеля) «Демона» в том, что это опера а’капелла, возможно, единственная в своем роде. Термин a cappella означает пение без музыкального сопровождения. В оперном жанре это очень необычно. Столь своеобразный жанр, как и многообещающая Жанна Каднова (партия Тамары), несомненно, найдут у нас своих поклонников». В другой заметке читалось: «Стоит добавить, что Орасио Скарлатти (партия Демона) – прямой потомок двух итальянских музыкальных классиков: Алессандро Скарлатти и его сына Доменико, обосновавшегося в Испании».

Между тем московская труппа была не столь дружным творческим коллективом, как это описывалось самим Л. в интервью и местными журналистами. Прежде всего, Дмитрий Маркин (партия князя Гудала) заявил Жанне и Л., что всегда умел сработаться с любой певицей и славится этой способностью не меньше, чем своим голосом (и даже больше, ехидно думали иные собеседники), но теперь столкнулся со столь капризной особой, что не сможет сработаться уже ни с кем и никогда. Гримерша Любовь Иванчук и две хористки сказали Сергею Шиншинову (партия Ангела) и еще сорока четырем знакомым, что творческого человека, конечно, можно понять, но пусть Л. сперва напишет шестьдесят опер А. Скарлатти, а потом уже шлепает мягкие места, а покамест обойдется своим. Ангел же сообщил Жанне и Орасио Скарлатти, что хотя терпение у него ангельское, но он мужчина и не позволит даже Демону в себя что-либо вставить (так и сказал). Словом, группу терзали раздоры.

Впрочем, все – даже мужественный Ангел – сходились в том, что лучшего Демона, чем Орасио, подыскать очень трудно. Сатанинскими были у него и профиль, и разлет бровей, и рост, а главное – его бас, почти профундо, воистину демонической глубины. Как сказал бы Пристли, у этого человека в прошлом было прекрасное будущее. Еще о нем говорили, перефразируя известную поговорку: «на детях пращуров природа отдыхает». Родился он в Ленинграде, испанцем был только на четверть, испанское имя было родительским капризом. Сгубило же его то, что в Союзе к мужеловству относились куда хуже нынешнего. Между тем Орасио уже тогда вполне оправдывал прозвище «либераст», данное народом постсоветским либералам. Правда, роль он играл активную и, скажем так, плодил юных либерастов, в результате чего два года отсидел. Сейчас ему было лет сорок. Наконец, был он человеком несерьезным, склонным к розыгрышам – порой весьма неуместным – во всех творческих коллективах, в кои его заносила судьба. Вот и теперь он уже пару раз запаздывал на репетиции, рыская по новому для него восточному городу в поисках предмета любви, а также портя отношения с ангельским Шиншиновым. Пока Л. с Жанной и Ангелом ехали за город, в дом-музей Лермонтова, и рассматривали средневековые замки и зороастрийский храм, а князь Гудал с любовью (и Любовью) обходил местные рестораны, поглощая княжеские порции хаша, довги и пахлавы, Орасио алашил по злачным местам, приглядываясь к местным парням. «Мерзкий город, – супил он брови адского полета. – Все одеты в черное, каждый второй небрит». Жанна сокрушалась, что самая романтичная партия досталась самому вульгарному представителю труппы, а Л. шутил, что Орасио готов отдать пятьсот пятьдесят пять сонат своего предка, Д. Скарлатти, за такое же количество смазливых юнцов.