Читаем За границами снов полностью

И вот, когда перед новым взглядом слепого бога предстала вся бурая равнина и он не нашел там ничего нового безымянного… голова его начинает искриться… а сам он словно рассеивается… превращается в агатовый дым… с терпким ароматом и тигровой окраской. Дым потянулся к дыре в потолке, сквозь которую Цербер видит черное-черное небо – это несметное число надменных птиц собралось над курганом, своими мускулистыми крыльями разогнавших тучи, но скрывших солнце. В своей голове, ставшей вдруг невыносимо тяжелой, он слышит шепот старика: – Ну вот и все. Game over. Reload. Это ведь так очевидно. Удача любит юных и хитрых. Аты доверчив, веришь в сказки и надеешься до последнего, хотя на самом деле древнее тебя на этой равнине только птичий cal.

И Цербер видит, как птицы жадно пьют терпкий агатовый дым, оглушительно хлопая крыльями. Он тоже тянет носом. Он вдыхает глоточек горького дымного облака, и к нему наконец возвращается украденный сон, где он сидит в темной пещере и придумывает новые имена всему, что давным-давно имеет свои. И еще он ждет. Покорно ждет чего-то. Он слепнет от темноты. Положив большую голову на согнутые колени, он иногда погружается в короткий стариковский сон о совсем другом мире, где люди не имеют крыльев и молятся совсем другим богам эти люди, но все о том же. О новых именах и странах. О любви, что похищает сон. О снах, где ютится недозревшая любовь – ютится до той поры, пока на миг не созреет, не проснется и станет ненавистью, которая поведет молящихся кого за чем. Об улыбке удачи и о том, чему она улыбается. А проснувшись, Цербер снова покорно ждет. Наверное, того, что кто-то из молящихся придет к нему и предложит сделку. Или что-нибудь еще.

И на бурой равнине снова покой. В сердце ее стоит курган, где дремлет и чего-то ждет слепнущий бог, а вдоль границы равнины идет цепь лысых могильных холмов, поющих печальную песню, что привлекает туда молодые ветра и зверей издалека. Когда пульс их сердец совпадает с пульсом сердец, зарытых в холмах, рождается что-то новое – безымянное.

Только разноцветные тучи почему-то не вернулись на серое небо.

А птицы на месте. Надменно парят, пьют целебное время, молчат. И не спят, никогда не спят. Потому что во сне буквы не отличить от рыбьей чешуи, а время, запутавшись в волосах и перьях, теряет свои целебные свойства.

И потом: о снах ведь нужно рассказывать, а птицы этого не любят.

Это их отвлекает…

И ты замолкаешь. И ждешь вопроса о том, от чего же это отвлекает надменных птиц. Но вопроса нет, Даша дремлет, и ты тоже молчишь довольно долго, и сам начинаешь дремать, а потом сквозь сладкую зудящую дрему ты ощущаешь легкую досаду, какая бывает, когда отлежишь во сне руку или ногу. И ты аккуратно высвобождаешь руку из-под Дашиной головы, встаешь и приоткрываешь окно, вдыхаешь свежий ночной воздух. Вновь слышится вой, но на этот раз ясно, что воет собака – она воет, а потом лает. Ты идешь к матрасу, ложишься. Твоя рука погружается в теплый Дашин живот, а следом и мозг делает то же самое.

Музыка начинается там, где рождаются звуки, все правильно, но то, что происходит в твоей беззвучной голове, это ведь трудно назвать тишиной, а?

Алина Судиславлева

г. Санкт-Петербург

Родилась в Ленинграде; окончила немецкое отделение Института иностранных языков по специальности «Перевод и переводоведение».

В 2011 г. опубликован авторский сборник прозаических миниатюр «Балтийские Сны».


© Судиславлева Алина, 2017


Из интервью с автором:

У меня зеленые волосы и вилка за пазухой.

Текст – мой способ восприятия и познания мира.

Мир – это то, что любишь.

Я люблю ходить босиком по лесному мху, танцевать всю ночь под электронную музыку, наблюдать за лошадьми на пастбище, смотреть на город с Троицкого моста и со звонницы Смольного собора, писать тексты в вагонах метро, печь блины и варить варенье, топить печку, подслушивать разговоры в общественных местах, носить платья, кататься на велосипеде без рук, рассматривать купальницы и нюхать ландыши, есть мороженое зимой, громко смеяться, спать в солнечный день, сидеть в гримерках рок-клубов, разговаривать с грибами в лесу, пристально следить за телекамерами, ходить по лужам и смотреть на молнии, кусаться, рыдать над книгами, пить водку и летать во сне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия