За границами снов

Осень на лавочке. Ночь. Полустертые люди.
Вонь бензина и гарь от паленых листьев.
Обсуждаются: покер, всё, и голые груди.
Местное население страшнее фашистов.

Бессилие часто кажется властью.

Власть эта дана тряпке на швабре уборщицы.
Уборщице, говорящей поутру «здрасти»,
И всем господам, что в улыбке морщатся,
Неизменно желая с экрана счастья.

Осень. И лавка как лодка в подсолнечном масле.

Ход весла продолжается целую вечность.
Ну никак не Кардифф, не Девон, не Нью-Касл!
Вечность – серенький хлеб и рассол огуречный.

Бессилие сердца, на завтрак съеденного,

Не является импотенцией сердца.
Всегда остается, в порядке бреда, но
Остается, тропинка и полуоткрытая дверца
К тому, что оставили недоеденным.

Осень на лавочке. Ночь. Все теперь полустертое.

Только гарь, неизменна, паленых листьев.
Ночь легко переходит куда-то в четвертое
Измерение. Тихо плачет Алиса…

Русалочка

Мне дышать без тебя трудно,
А с тобой не дышу вовсе.
Я направлю в туман судно,
Потопив плотик твой и бросив.
Мне спасти б тебя, а! на фиг!
Посейдон тебя так примет,
Сам тебе принесет завтрак,
Амфитрита даст вновь имя.
Будешь ты шевелить морем,
Даже не шевельнув пальцем,
В Атлантиде встречать зори,
В волнах лунных ловить зайцев.
Будешь ты создавать реки
И изменишь к чертям климат.
Храм воздвигнут тебе греки,
Круче чем Пантеон римлян.
А я отправлю ко дну судно,
А я в море швырну кости.
Раз дышать без тебя трудно,
Значит, нужно к тебе в гости.
И пусть ляжет на грунт судно,
Где-то между зюйд-вест-остом,
Мне дышать без тебя трудно,
А с тобой и не дышать просто.

«Что снится сегодня Алисе, никто не узнает…»

Что снится сегодня Алисе, никто не узнает.
Наверное, про молоко и про мамины руки,
Про выпавший снег, что не тает и тает,
Про скрип колыбели и прочие странные звуки,
Про запахи яблок в ладье, уплывающей в ночь,
Про синее солнце над иссиня-черной планетой,
Про божью коровку, от пальца бегущую прочь.
Про ветер в траве не случившегося с нею лета.
Беспечны, пока что беспечны Алисины сны.
Без кроличьих нор, королев и прочих безумцев,
Без звуков оборванной пальцами первой струны,
Без всех проходящих с пустыми глазами по улице.
Метель воет в ночь за окном – не разбудит Алису.
Мурлычет ей сон, улыбнувшись, сиреневый кот,
И стелется дымом искрящийся запах ирисов
Над спящей Алисой. И рыцарь пьет пунш у ворот.
И смотрят в Алисины сны сквозь луну облака,
И глупые птицы, упавшие ночью с карнизов,
Но все в тишине. И выводит тихонько рука:
«Никто не узнает, что снится Алисе».

«Мерзнут синицы с утра на ветках…»