– Бездетные мы с Зинкой, – сказал Матвей. – Да и регион другой, мы же к Красноярскому краю относимся, а не к Хакасии.
– А, ну да, – согласился депутат Коля.
Тем временем вопли жены депутата вдалеке превратились в хриплые завывания. Невозможно было разобрать, что она кричала, но в крике чувствовалась боль, адская физическая боль. И опять, непонятно как, но Матвей понял, что женщина получила серьёзную травму. Неудачно упала и повредила ногу. А может, даже сломала.
– Не броса-а-айте… Лю-ю-ю-юди-и-и-и!!!! – донёсся до них особенно надрывный крик, от которого у Матвея по спине побежали мурашки. Николай же по-прежнему ничего не слышал.
«Тебе будет легче, ты уже почувствуешь Дар», – вспомнил он слова Василисы. Неужели она имела в виду это? Способность морочить мужику голову? Телепатию?
– И как там платят, в совете депутатов? – спросил он своего спутника.
– Да как… как везде. – Тот махнул рукой. – Разве на зарплату проживёшь? По кредитам не хватает расплатиться, к тому же мы с Ленкой домик купили, так что теперь еле-еле концы с концами сводим. Вот, приходится крутиться, как можем.
– Домик-то в Абакане? – уточнил Матвей.
– В Швейцарии, – сказал Коля. – А ты местный? С Подгорска?
– Ну да. Акулов я, Матвей, меня тут все знают.
Амбросимов неожиданно засмеялся.
– Хе-хе… ну ты сказанул. Конечно, знают, в вашем-то Подгорске. Сколько там дворов, пятнадцать? Двадцать?
– Сорок, – слегка обиделся Матвей за Подгорск.
– Ну сорок. Чем занимаетесь-то вы здесь? Я, насколько знаю, работы у вас нет никакой.
– Официальной нет. Так и живём, кто чем может.
– Охотитесь?
– Да, понемногу.
– Приобрету соболей, – на полном серьёзе сказал депутат. – Там телефон есть, звони.
«Соболей тебе… сука, – злобно подумал Матвей. – Ишь, рыло наел… глава комиссии… Убил бы…»
И тут же до него дошло, что именно этим он сейчас и занят. Трудно было предположить, что Тайна отпустит мужика живым.
– Ленка, наверное, назад пошла всё-таки, – сказал Коля. – Не слыхать что-то.
– Конечно. Чего ей за нами одной переться. Перебесилась баба, да и пошла в машину.
– Матвей, а что у вас там случилось-то? С товарищем?
– Ружьё заклинило и разорвало. Ранило его сильно, в лицо и шею.
– Беда, – серьёзно сказал Коля. – Ну ничего, скоро уже придём, да?
Не был он лишён положительных человеческих качеств, не был. Но разве это что-то меняло?
Тем временем солнышко уже поднялось довольно-таки высоко. Становилось жарко. От густой, сочной травы поднимался тяжёлый плотный дух, вокруг зажужжали слепни. Николай слегка побагровел, по его лицу катились крупные капли пота. Спина камуфляжной куртки взмокла. Но он добросовестно старался превозмочь все трудности. Было видно, что человек он волевой, не тряпка. Наверное, только такие и могли в наше время удерживаться у депутатских кормушек.
– А вы что, так вдвоём и выехали порыбачить? – спросил Матвей.
– Зачем вдвоём? Сзади друзья едут, на своих машинах.
– А-а, то-то я смотрю, лодка большая в прицепе. Почти катер.
– Катер и есть, – заявил Коля. – Водомёт. North River Commander. Для мелководных горных рек. Без малого в лимон обошёлся. Один мотор почти сто тысяч. Из Канады привёз.
Матвей только покрутил головой. Депутат Коля казался ему каким-то инопланетянином. Они с Зинкой жили примерно на десять тысяч в месяц и на эти деньги ещё и бензин покупали для мотоцикла, генератора и бензопилы, и скотину содержали с птицей, и считались справными хозяевами в Подгорске – даже учитывая нерегулярность заработка.
А некоторые семьи не имели и этого.
Разговор постепенно угасал, словно разгорающийся очередной знойный день сушил его на корню. Николай заметно устал, тяжело дышал, часто останавливался, чтобы передохнуть минутку-другую. Матвей же, наоборот, по мере приближения к Тагарлыку ощущал прилив сил. Предвкушение предстоящей долгожданной встречи наполняло его душу пьянящей бесшабашной радостью.
4
– Что, упустила? – всплеснула руками бабка Шагаиха, открыв дверь перепуганной и заплаканной Зинке Акуловой. – Ушёл? Сегодня? Ой, девка…
– Анто… нина… Сер… Сергеевна… – Та не могла уже сдерживать рыдания. – Что… Что мне теперь делать-то…?
– Ох-ох, кабы знать… Давай-ка, успокойся. Садись за стол.
Смуглолицый пацан лет двенадцати, то ли внук Шагаихи, то ли правнук, таращился на них из-за шторки, заменявшей дверь из кухни в спальню. Избушка у них была маленькая, однокомнатная, очень и очень старая. Брёвна сруба давно почернели изнутри дома. В нижних венцах шуршали крысы.
Шагаиха что-то бросила пацану по-хакасски, и тот поставил закопчённый чайник на одноконфорочную газовую плитку, выпущенную ещё, наверное, в пятидесятых годах. Старуха, бормоча себе под нос, принялась выдёргивать травинки из многочисленных, развешанных по всем стенам кухни, пучков.
Чайник вскипел быстро. Шагаиха достала большую фарфоровую кружку, явно самую чистую в доме, гостевую. Наломала в неё выбранные стебельки трав, добавила каких-то мелких семян из берестяного туеска, залила кипятком, накрыла тканью.
– Сейчас заварится, выпьешь, – сказала она. – Всяко-разно лучше станет. Что ж ты, не чувствовала ничего?