За гранью безумия

– Нет, – всхлипнула Зинка. – Я думала, он на поправку… пошёл… Теперь только понимаю, он… как вы говорили… не весь со мной был… Вы… вы обещали рассказать…

– А сама-то не понимаешь?

Зинка не ответила, лишь замотала головой.

– Не изменяла, говоришь? – спросила старуха. – Знать, пилила его часто. Ругала. Иначе-то как?

– Ну… как же, цапались мы с ним, да… А у кого не так, у кого?

– Ох-ох, – снова сказала Шагаиха. – Беда… Приворожили его, накрепко, отвадили от тебя.

– Как приворожили, кто? Как это?

– Чему вас только в ваших школах учат, – проворчала бабка. – Живёте, не ведая ничего. Ты пей чаёк-то мой, он быстро настаивается. Сейчас всё расскажу.

Зинка пригубила тёмную, густую, терпкую жидкость, которую сама она в жизни чаем бы и не назвала. Пить было горячо, но старуха выжидательно молчала, пока она маленькими глоточками не осушила кружку. Чай оказал просто волшебное действие, успокоил, высушил слёзы, наполнил её решимостью бороться за мужа.

– Ноги ей вырву, – сказала Зинка. – Кто бы она ни была.

Шагаиха покачала головой.

– Я-то сразу поняла, что она здесь появилась, как только Сашка Потапченко помер. Ты помнишь, в какую ночь это случилось?

– На первое мая…

– Вот. Одна из самых плохих ночей в году это. Часто говорят – Вальпургиева ночь. Слыхала хоть?

На лице Зинки отобразилось недоумение, попытка мучительно вспомнить что-то давно забытое.

– Это… это когда французы этих резали… еретиков?

– Тьфу, двоечница, – рассердилась старуха. – При чём здесь твои французы… Эта ночь – как праздник у нечистых, укрепляет их, сил придаёт больше обычного. Ну вот она и пришла, и затрахала насмерть Сашку-то, и кровушку всю высосала.

– Да кто она-то?

– Нечисть лесная. По-русски – притопиха, сучиха приворотная. А по-книжному – суккуб озёрный. Так-то вот. Трудно тебе будет ноги ей вырвать.

– Почему притопиха?

– Потому что она любит покойников своих в озере притапливать. Управлять ими потом она может. И насылать на людей.

– Так здесь же нет нигде озёр…

– Как нету? А Тагарлык?

– Так ведь пересох он.

– И ничего не пересох. Просто притопиха глаза отводит, чтоб никто не нашёл. Только тот, кого сама зовёт. Вот и Матвея твоего позвала.

– Почему его? Почему именно его, а?

– Кто ж знает, – вздохнула бабка. – Может, потому, что ты его часто пилила, доводила до ручки. Кабы любила его – твоя любовь бы пологом на нём лежала, всю порчу бы отвела.

– Я его люблю! – вскричала Зинка и стукнула кулаком по столу, так что подпрыгнуло всё, что на нём стояло. – Люблю! Люблю! Люблю! – с каждым новым «люблю» кулак вновь и вновь опускался на пожелтелую от старости скатерть.

– Тише, тише… вот и славно, что любишь. – Бабка накрыла её руку трясущейся ладонью. – Значит, есть шанс. Ты слушай лучше. Притопиха – она как устроена? Она мужика читает, как раскрытую книгу. Все мысли его, самые потаённые, самые тёмные. Все желания, даже самые гадостные. И облик принимает именно такой, как ему хочется. О чём он мечтал. Так что не устоять мужику, никак, если притопиха его привораживает. А организм у неё как устроен? Она кровь сосёт, да не по-вурдалачьи. Мужику-то с ней кажется, что он кончает, а на самом деле он просто кровью исходит и остановиться не может. Так за ночь-то она всю кровушку у него и забирает. И Сашку притопиха так убила, и Костромина. И всех, кто сгинул у нас в последнее время безвестно. Она обычно-то к себе на озеро заманивает. Но может и сама в деревню прийти, коль захочет. Ну а Матвей твой, вишь ты, уже на третью свиданку с ней пошёл. Знаешь, почему?

– Почему? – в ужасе спросила Зинка.

– Зачать она от него хочет. Нового суккуба родить. Мужик-то, всяко-разно, на первый раз нормально кончает, как обычно, потом только кровить начинает. А у вас, вишь ты, деток-то и нету… А ему, знать, сильно хотелось. О сыне мечтал. Давай-ка я тебе ещё чайку налью.

От старухиных слов, разбередивших такую застарелую боль, Зинка совсем поникла, съёжилась за столом. Она ли не мечтала о детях? Разве была в том её вина?

– Я сама такого не видывала, а вот старики рассказывали, – продолжила Шагаиха. – Если притопиха зачать от мужика хочет, ей три раза нужно с ним переспать, три полнолуния подряд. На третий раз она беременеет. И мужика уже убивает. Досасывает.

– Порву её, суку, – прошептала Зинка. Отчаяние и смятение в её сознании быстро замещались глухой яростью. – За Мотю моего на куски порву. Научи́те только, как. Ведь если сдохнет она, спадёт порча, да?

Бабка ответила далеко не сразу, долго смотрела на неё, шевелила губами.

– Ты, я смотрю, девка хваткая. Может, и выйдет у тебя. Может, и спадёт порча. А может, и нет. Тебе ведь мужа не только привести домой надо, а ещё и вернуть.

Последнюю фразу Зинка не поняла, а потому и не придала ей особого значения.

– Главное – найти его, домой забрать. А там уж посмотрим.