За гранью обычного

Эстония, куда я попал после распределения, потрясла нас настоящей западной культурой, обилием высококачественных товаров и разнообразных продуктов, ресторанными варьете и тихим порядком, который нередко нарушался скифским поведением славян. Но открытой враждебности я не встречал ни разу. Смешные казусы происходили. Однажды, после того как на параде 9 мая мы в красивой темно-синей форме советских ВВС торжественным маршем отчеканили шаг по Ратушной площади города, мимо нас медленно прошла аккуратненькая пожилая супружеская пара, и нам удалось услышать фразу, произнесенную с большим акцентом: «А СС ходил лучше».

Командиром экипажа в Тартуском тяжелом бомбардировочном полку у меня был лихой кудрявый холостяк, капитан по имени Александр. На борту самолета, при наличии властной руки, второй пилот может проявить себя только при прямом разрешении на это командира корабля. Так было и у меня: ничего не трогай, смотри и запоминай, не задавай лишних вопросов и вообще не лезь. Так я и жил: мастерски выпускал шасси и закрылки, творчески вел связь внутри боевого порядка без отступлений от требований инструкции и с любопытством впитывал в себя невиданные доселе картины боевой работы военных летчиков.

Полеты в то время были интенсивные и весьма разнообразные. Очень впечатляли завораживающие картины бомбометаний. Работа ночью из-под САБов – светящихся авиабомб – была почти праздничной. Висящие в небе под парашютами яркие многочисленные огни освещали землю, как днем, и штурман мог спокойно работать с оптическим прицелом. Эффект от взрыва фотобомб был еще сильнее – ослепительная вспышка распространялась по всему горизонту, высвечивая мельчайшие подробности наземной обстановки. Бомбили полками с больших и малых высот, и картины таких «ковровых» бомбардировок до мелочей напоминали хронику времен войны.

В последующем командир Тартуской тяжелобомбардировочной дивизии Дудаев успешно применял отработанные экипажами навыки для работы в Афганистане.

Дальние бомбардировщики днем и ночью ходили строями отрядов, то есть тройками. В одном из таких полетов наш экипаж шел левым ведомым. Идти слева значительно сложнее, чем справа, потому что командир корабля должен наблюдать за строевой обстановкой через переплет остекления фонаря правого летчика. Ночь была темной, луна не просматривалась. Все шло нормально. Я наблюдал за огромными, плохо различимыми силуэтами самолетов ведущего и правого ведомого, висящих в непосредственной близости от нас с моей стороны. Наше место в строю определялось по соответствующей проекции их бортовых огней. В левом развороте в какой-то момент я заметил, что красный крыльевой огонь ведущего стал быстро приближаться к нашей кабине. Я мельком взглянул на командира и заметил, что он смотрит на приборы, а не на самолет, опасно надвигающийся на нас. Ситуация развивалась стремительно, времени на ее анализ и на доклад не было. Я просто инстинктивно хватанул штурвал на себя и увидел, как огромная туша ведущего бомбардировщика поползла к нам под фюзеляж. Правый ведомый проходил над нами сверху, и мы чуть не столкнулись с ним. Его экипаж грамотно увернулся от гибели, убрав крен и тоже перейдя в резкий набор высоты. Нас неизбежно ожидал удар снизу. Киль влезающего под нас ведущего должен был врезаться в подбрюшье нашего самолета. Штурман, а он сидит в стеклянном колпаке в носу корабля и под собой видит все лучше летчиков, истошно, в матерном исполнении закричал: «Конец!» Все затихли. Видимо, и ведущий предпринял какие-то действия, столкновения не произошло. Строй рассыпался, и на этот раз попыток собрать его больше не делали. Потом мой командир признался, что потерял контроль над положением самолетов, и искренне поблагодарил меня за столь нестандартную помощь, разрешив мне, молодому лейтенанту, обращаться к нему на «ты». Предназначение второго летчика я оправдал и обязанность свою выполнил достойно.

Прошло совсем немного времени – менее года, и счастливая струя, обусловленная ставкой командования на высшее образование командиров кораблей, вытолкнула меня в Рязань на командирские курсы. Нам повезло: нас просто зачислили, и не было перед этим никаких конкурсных отборов в частях и вступительных экзаменов в центре переучивания, как это делалось раньше. А то неизвестно, чем бы все это могло для меня закончиться. Ведь я не умел ни взлетать, ни садиться на самолете, на котором в будущем мне предстояло руководить экипажем.

Слушатели курсов командиров кораблей. Стоят: [В. Сироткин], Н. Ромаков, А. Погребной, В. Попель, В. Милютин, С. Елизаров, С. Конторщиков. Сидят: В. Гундилович, С. Снопковский, В. Ларионов, А. Сапунов, В. Болотин