За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Голосовые сигналы играют необычную, но важную роль на следующих уровнях общественной организации оседлых косаток. У всех китов есть общие звуковые сигналы. Но некоторые сигналы характерны только для конкретных групп. Несколько семей, использующих небольшое количество особых сигналов, незнакомых другим семьям, образуют сообщество под названием «стадо». (Помощник Кена, Дэйв, уверяет меня: «Это совсем разные звуки, даже для нетренированного уха».) У каждого стада оседлых косаток есть от семи до семнадцати характерных сигналов. Все члены стада пользуются одним и тем же набором – причем полным. Разные стада могут иметь совпадающие звуковые сигналы, но ни в коем случае не весь набор.

Таким образом, стадо косаток состоит из нескольких семей, которые регулярно общаются – точно так же, как это происходит в слоновьем стаде. Семьи косаток часто мигрируют независимо друг от друга, но стада – это реальные, сплоченные общественные единицы. Например, можно наблюдать, как семьи стада Д перемещаются к устью реки Фрейзер, а стада К – в пролив Розарио.

Следующий уровень – кланы, состоящие из нескольких стад. Их члены пользуются еще одним набором общих звуковых сигналов, отличных от звуковых сигналов других кланов. Кланы, которые общаются между собой хотя бы иногда, называются «сообществом». Сообщества не общаются с другими сообществами. Здесь, на северо-западе, есть два отдельных сообщества, северное и южное. Около восьмидесяти косаток из стад Д, К и Л живут на юге. Обычно они мигрируют от нижней оконечности канадского острова Ванкувер до калифорнийского Монтерея. Северное сообщество обжило пространство от острова Ванкувер до юго-восточного побережья Аляски: шестнадцать стад насчитывают около двухсот шестидесяти особей.

Еще одна странность заключается в том, что соседние сообщества питающихся рыбой косаток не смешиваются друг с другом, и причины этого, по всей видимости, исключительно культурные – а именно выученные привычки, согласно которым они поддерживают свою странную сегрегацию. Иногда члены северного и южного сообществ охотятся в нескольких сотнях метров друг от друга – но никогда не смешиваются. За этими косатками пристально наблюдали на протяжении нескольких десятилетий, и, если бы они смешивались друг с другом, наблюдатели заметили бы это. Анализ ДНК показывает, что генетически эти соседи относятся к одному виду. Тем не менее стандартный поведенческий признак разных видов состоит в том, что «две популяции не скрещиваются друг с другом» – именно так обстоят дела у косаток.

Возможно, мы наблюдаем процесс формирования двух отдельных видов. Если косатки будут упорно избегать друг друга и оба сообщества выживут (сейчас южное находится под угрозой исчезновения), то два разных сообщества могут превратиться в два разных вида. (Проверим через сто тысяч лет.) А пока единственное видимое различие между ними – культурное: голосовые сигналы. Все остальное, похоже, общее, в том числе взаимное нежелание общаться друг с другом. Подобная сознательная сегрегация стабильных культурных групп – исключительное явление, и исследователи утверждают, что ее аналоги можно встретить только среди людей.

Понятно? Гринды, живущие на Канарских островах, тоже делятся на стада оседлых (их видят часто) и бродяг (они появляются редко), которые не смешиваются. Кашалоты образуют большие, тоже не смешивающиеся между собой кланы. В Тихом океане, например, исследователи идентифицировали шесть «акустических кланов», различающихся по спектру издаваемых звуков; каждый клан охватывает тысячи километров, каждый включает десять тысяч кашалотов. Ученые не знают других устойчивых культурных групп такого трансокеанского масштаба. У бутылконосых дельфинов есть две разновидности: одни держатся вблизи берега, другие предпочитают открытое море. Их ареалы обитания пересекаются, однако они не скрещиваются между собой. Это соответствует определению «разных видов», однако они тоже не признаны таковыми. Пятнистые продельфины и длиннорылые продельфины тоже существуют в разных «формах». Они все живут рядом с нами, они большие, они умные – но мы их почти не знаем.