Но раз на графике нет ни цвета, ни звука, то какая польза от поиска в нем таких явлений, как вкус и запах? Самое большее, на что мы можем рассчитывать, – это обнаружить движения мозговых частиц, сопутствующие соответствующему переживанию, или когда-нибудь сформулировать уравнения передачи какого-то дотоле неизвестного потока энергии. И вы, и ваш предполагаемый гость можете обладать полным знанием об этих мозговых пертурбациях и досконально изучить энергетические уравнения, еще ждущие своей формулировки. Но если вы на самом деле способны ощущать вкус и запах, а он – нет, то ваше знание о каждом из этих явлений, бесспорно, будет содержать в себе нечто для него неведомое и, уж конечно, совершенно невообразимое.
Итак, называя какое-либо событие „физическим”, мы подразумеваем, что оно в принципе может быть описано в физических терминах (в противном случае описание было бы абсолютно бессмысленным). Поэтому справедливо утверждать, что, удалив из любого события, которое затрагивает наши чувствительные нервы, все известные или мыслимые физические компоненты, мы обнаружим некий, безусловно, нефизический осадок. Эти остатки – самое очевидное во вселенной, причем настолько очевидное, что будоражимые и подстрекаемые хитроумной игрой нашего воображения – то помещающего их на наружную поверхность нервных окончаний, то переносящего их за пределы этих окончаний, в окружающее пространство, – они создают видимость огромного внешнего мира, яркого света и буйных красок, острых запахов и звучащих наперебой громких звуков. Все вместе они сливаются в изумительнейший вихрь из четко различимых явлений. Именно его и надо рассмотреть после того, как физика скажет свое слово».
Таким образом, множество примеров убедительно показывает, что субъект и его опыт относятся к категории совершенно иного порядка, чем та, что описывается физическими законами «внешней» материальной Вселенной. Потому наиболее логично и естественно было бы признать за нашим внутренним миром отдельную реальность, которая, будучи связанной с материальным уровнем посредством функционирования мозга, тем не менее наделена и вполне самостоятельным бытием. Подобная точка зрения в науке носит название интеракционистского дуализма[489]
. Среди ее сторонников можно назвать таких выдающихся ученых, как основатели современной нейрофизиологии Чарльз Шеррингтон[490], Уайлдер Пенфилд[491], Джон Экклс[492], Наталья Бехтерева[493], философы Анри Бергсон[494] и Карл Поппер[495], создатель русской школы экспериментальной психологии Георгий Челпанов[496] и многих других. Засилье материалистической идеологии в науке несколько отодвинуло развитие данной концепции на задний план, но она ни в коей мере не была опровергнута и никак не повлияла на эмпирическое значение представленной аргументации.Как справедливо замечает Дэвид Чалмерс, профессор кафедры философии Нью-Йоркского университета и Австралийского национального университета[497]
: