Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Предпоследний день испытаний в холмах обещал быть чудовищным – форсированный марш более чем на тридцать километров. Однако финальный марш-бросок еще хуже – надо пройти шестьдесят километров с полной выкладкой, водой и припасами. Поклажа весила более 36 килограммов. Я оказался перед дилеммой: проиграть или победить. То есть можно либо пройти гонку на время, а затем финальный марш-бросок, уложившись при этом в норматив – в двадцать часов, либо сойти с дистанции и отправиться назад, в свой полк. Вот только я бы не перенес позора. И я решил, что если «Холмы» окажутся не по плечу, то уйду с военной службы. «Либо ты сделаешь это, Нимс, – сказал я себе следующим утром, собирая рюкзак, – либо отправишься домой».

Я настроился как надо, но пришлось понервничать. И не потому, что впереди ждали часы тяжелой работы, а потому, что все не заладилось с самого начала, когда на старте инспекторы проверяли нашу экипировку.

– Это еще что, Пурджа? – спросил инспектор, рывшийся в рюкзаке, висевшем на моих плечах. С этими словами он достал бутылку с водой и показал мне. Мое сердце замерло. «Твою мать, – подумал я. – Крышка от бутылки куда-то делась». Хуже того, немного воды успело вытечь. Один из ключевых элементов испытания – правильный сбор и упаковка снаряжения и личных вещей. Забыл крышку от бутылки с водой, и все – противник ее найдет, вычислит тебя, и ты раскрыт, а задание провалено. Усталость в этой ситуации не оправдание – как бы ни был измотан, нужно уметь сосредоточиться и обращать внимание на любые мелочи. Сейчас, правда, не настоящая спецоперация, но все равно придется расплачиваться.

– Похоже, ты сегодня пойдешь с лишним весом, – довольным голосом произнес инспектор и сунул мне в рюкзак большой тяжелый камень.

Лямки рюкзака натянулись, груз потянул назад. Но как ни странно, такое начало лишь раззадорило меня.

Я открытый человек и уважаю все религии. Но больше всего я верю в себя. В детстве было желание пойти в гуркхи, и это стало моей религией.

Марш-бросок начался. «Что ж, Нимс, – подумал я, – придется доказать, что ты один из лучших». Ощутив знакомую боль, испытанную первый раз на отборе в Непале, когда бежал с корзиной на голове, я помчался вперед. Требуемый темп по пересеченной местности, похоже, был в пределах того, что я мог выдержать. Довольно быстро стало понятно, что основная задача этого этапа не определить человека-робота, которому любые препятствия по плечу, а выявить тех, кто в состоянии приспособиться и пытается выжить в любой ситуации.

Я смог адаптироваться к тяжелым условиям и психически, и физически и чувствовал себя нормально, поднимаясь по крутым склонам, а под уклон и по ровной местности получалось перемещаться либо быстрым шагом, либо бегом. И так километр за километром, час за часом. После почти полного дня тяжелейшей работы я первым пересек финишную черту. Я не сдался и не сломался, но был гибким и приспособился.

* * *

Порою мои способности и выносливость проверялись по максимуму, до крайних пределов. Одним из наиболее тягостных испытаний было выполнение заданий в джунглях.

С военной точки зрения удаленные и сверхсекретные районы в тропических лесах, где приходилось работать, – самый настоящий фильм ужасов. Чудовищные жара и влажность. Для меня это одно из самых тяжелых воспоминаний. Ты воняешь, и все вокруг воняют, и из-за этого еще тяжелее. В джунглях полно змей и насекомых, и это тоже враги, которых стоит опасаться. Однако всякий раз, как приходилось отправляться в джунгли и порою жить там неделями напролет в этой грязи и влажности, я всегда улыбался. Я был в своей стихии, действовал эффективно и радовался, а вот некоторым ребятам приходилось нелегко. Некоторые даже предполагали, что со мной что-то не так. Однажды, когда мы лезли на большой холм, чтобы осмотреть местность, я обратил внимание, что часть ребят глядела на меня с недоверием.

– Черт возьми, Нимс, – прошептал один из них, – я удалбываюсь на этом патрулировании, промокший насквозь, а ты что, наслаждаешься этим?

Я рассмеялся и объяснил, что просто с детства привык к жизни в джунглях. Но я по-прежнему допускал ошибки, как и все мы, хотя удалось подняться уже довольно высоко по карьерной лестнице. Я полагал, что служба в элитном подразделении потребует решимости и гибкости, что никто не будет делать мне одолжение или побуждать работать лучше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное