За грибами в Лондон

Да, – я смотрю из крохотного окошка ванной, – пустыня! То ли футбольное поле, то ли пустырь. Твердости Игорька можно позавидовать. Решил – и переехал сюда. И сомнений не выказывает ни малейших! Как сколотил отличную литературную компанию в Ленинграде… так, наверное, сколотит и здесь… в этом домике? Отличная, просторная застекленная терраса, окнами в зелень. Да, тут можно жить и работать. А в Ленинграде, честно сказать, последняя квартира Ефимовых на канале Грибоедова была темновата!

Слегка взбодрившись, я вышел к ним.

– А здесь… отдельный дом! – размышляя, эту последнюю фразу я произнес вслух. – Причем твой! – сказал Ефимову, правду в глаза.

– Мой, – усмехнулся он. – …Правда, каждый месяц я должен выплачивать по частям его цену… немалую, надо сказать.

– Хорошо, значит, идут дела!

Эта бодрая моя фраза, я заметил, взбесила Ефимова.

– Лучше некуда! – прохрипел он. – …Если не считать того, что в почтовый ящик каждый раз руку опускаю так осторожно, словно боюсь там схватить очковую змею.

– Откуда ж она там?

– С почты! – резко сказал он. – Может, обнаружится чек за проданные книги издательства, долларов этак на двести… А может, и иск на миллион!

– Что же такого натворить надо – на миллион? – изумился я.

– …Дороже всего здесь оценивается моральный ущерб! Права индивидуума! Хочешь выкинуть миллион – обидь кого-нибудь. Или хотя бы упомяни без его согласия. Многие наши друзья – бывшие алкаши – тут оценивают себя в миллион… непонятно, правда, с какого бодуна.

– Кто ж это?!

– Да тот же Мишка Шемякин!

– Мишка? Шемякин? – вскричал я. – Да это же… друг! Да я же! Его знал!.. Еще таким! – Я поставил свою ладонь сантиметров на десять от земли, потом, подумав чуть-чуть, добавил: – За пивом бегал… Правда, не для меня! – поправился я, уже в испуге: миллион-то кому охота терять?

– Тут за пивом не бегают! Тут деньги делают! – зловеще Ефимов произнес. – Причем фактически из всего! Шемякин якобы за батю обиделся.

– А чем же ты батю его обидел? Он разве здесь?

– Прелесть ситуации заключается в том, что он сам своего батю обидел – а с меня потребовал миллион.

– Да. Серьезно поставлено тут.

– Напечатал я в одном сборнике его давнее интервью – где он клянет батю своего, называя сатрапом и чекистом. И – бац! – иск мне на миллион. Оказывается, он взгляды свои тут в Америке пересмотрел, и батя его не сатрап и чекист, а лихой кавалерист! А за «чекиста» – с меня миллион. Многие тут, на воле, странно преобразились. Бежали от коммунистов – а тут ими стали.

– Да-а… Удивительная страна! Слышал, что права личности тут берегут… но чтоб такое!.. Дураки на свободе.

– Да нет, вовсе не дураки! Соображают! К счастью, судья-негритянка умная оказалась. Сказала ему: «Наказание за ваши ошибки молодости вы должны сами нести, а не вешать вину на других»!.. Это я в вольном переводе даю.

– …Вы же с Шемякиным корешились в Питере! У тебя же картина его была!

– Продал немедленно. Заодно, кстати, узнал, что слухи о бешеных его гонорарах распространяет он сам. За копейки купили.

– Да-а. Тут какой-то котел с кипятком! Я бы не выжил.

– И не надо! Ты на сколько тут дней?

– …Да думаю, не сварюсь. Буду, как говорится, краток.

А то лишишься тут невзначай миллиона!

– Сейчас вот в почтовый ящик надо лезть – а боюсь.

– Давай я слазаю!

– Ты настоящий друг! – усмехнулся хозяин

Мы вышли к калитке. Он откинул крышку ящика… Надеюсь, «про очковую змею» он в переносном смысле сказал? Я сунул руку… Пусто. Ф-фу!

Вытерли пот со лба. У меня-то с похмелья, это ерунда, но у него, видимо, от переживаний!

– Ну что, завтрак я заслужил?

– Да, – буркнул он.

Но вместо этого мы почему-то подошли к столу, за которым сидела Марина и печатала на компьютере – так я впервые увидел компьютер в упор: тогда он еще занимал целый стол.

– Вот на нем и зарабатываю… себе по шее! – вздохнул Ефимов. – И это, собственно, и есть все мое издательство «Эрмитаж», о котором идет столько шума по миру!

– Идет-идет! – горячо подтвердил я.

Хотя как-то привык я к более многолюдным издательствам… Но главное ведь – что издавать. Тут должно появиться самое лучшее!.. Поэтому Ефимов – здесь! И не отступится!

– Отлично! – воскликнул я.

Но какая ответственность у него… и прежде всего – перед своей жизнью! Из любимого города уехать, попасть здесь в долговую кабалу, чтобы… что? А вдруг не окупится, и великая литература тут не появится? Тогда – зачем? Но Ефимов из тех, кто возражений не признает – все будет как он решил. Восхищаюсь.

Вообще-то больше всего я хотел бы пивка, но, изучив обстановку, понял: долгое утро с медленным сладостным опохмелом, к какому мы привыкли у нас, здесь не проходит.