– Ввели их якобы в заблуждение… Ну – «враги»! И вдруг эта бедная девочка поднялась в цене! Партбоссы эти как и при социализме не слабо жили, теперь и при капитализме «хочут жить». Барбос надеется с Криса большие деньги срубить через суд за моральный ущерб! За похищенного ребенка! Тут это дорого стоит. А девочка между тем вся синяя, между жизнью и смертью, в американской клинике лежит. Вторая операция, завершающая, намечалась. Но теперь зависло: на операцию разрешение матери требуется. А тут еще – суд, чуть ли не о похищении младенца! А если они выиграют суд – получат компенсацию, девочку отнимут – причем на верную смерть! Зато бабки срубят, и девочку в придачу. На верную смерть. Вот я и должен найти решение, всех вразумить, желательно до суда.
– Да-а. Ну а мать ее что? Ведь она должна давать разрешение на операцию, а не дед.
– Да. Пора ей уже самостоятельно решать, без бати-волкодава. Кстати, довольно самостоятельна она.
– И где она?
Друг мой некоторое время колебался, потом вдруг поднялся.
– Здесь. Пошли!
– Куда?
Он направился к деревянной открытой лестнице на второй этаж.
– Она, кстати, совсем не робкая. Характером в батю… Не скрипи ступеньками.
– …Почему?
Мы поднялись наверх, и он осторожно приоткрыл дверь. И там, в узкой комнатке (одна стена была скошенная, часть крыши), при тихом свете ночника, вытянув руки по одеялу, спала красавица с длинными рыжими вьющимися волосами и чему-то улыбалась.
– Ангел! – вырвалось у меня.
– Да уж! Особенно когда спит. Ну все.
Он приложил палец к губам, и мы бесшумно спустились.
– Так что – не робкого десятка. Приехала сюда, в университет поступила. Ну понятно – не без батиных денег. Но проявляет самостоятельность. В основном, правда, по части дури.
– Наркотики?
– К счастью, нет. Дурь – имеется в виду глупость. Не хочет разрешение на операцию подписывать… Решила почему-то, что Крис на ней женится должен. Хотя ей до Криса – как до Луны. Но русские здесь поначалу такие все, с абсолютно нереальными требованиями. Еще неделю живет у меня – потом сваливает в кампус. Надо до этого успеть разрешение подписать.
– А Крис что… не хочет на ней жениться?
– Да! – Гриня воскликнул. – Тут не хватало только тебя. Вот будет ахинея-то! Поэтому собирайся. Пора.
Жена его, кстати, завтраком не обеспокоилась! Вот оно, американское «равноправие»!
Мы выехали с ним на электричке (он сказал, что сегодня не уверен в себе как в водителе).
– А где ортодоксы? – Я оглядел вагон.
– О! Они абсолютно своей, отдельной жизнью живут. Лучше посмотри, что написано на стене вагона? «Пожалуйста, не разговаривайте громко по мобильным телефонам, не беспокойте соседей!» Вот так вот! Заботятся о людях!
Так и у нас, вроде, заботятся о людях… По крайней мере, так говорят.
Потом мы торопливо завтракали с ним в кафе на первом этаже его офис-билдинга, и он тыкал маленьким пальчиком:
– Ты чувствуешь? Свежайшие булочки!
Я чуть было не сказал ему, что теперь свежайшие булочки можно найти и у нас… Но зачем сбивать настроение счастливому человеку? К тому же он уже вытащил из портфеля бумаги, начал что-то записывать.
– Ну? – Гриня наконец оторвался от бумаг. – Все?
– Все!
– Пойдешь к Цукеру? Ну… соавтору твоему.
– Да нет. Не сейчас. Пойду погуляю.
Не все же мое время он купил?!
– Ну, бывай! Держим связь.
Последнее, что я увидал: Гриня стоял в холле возле огромного негра в желтом комбинезоне и строго показывал ему пальчиком на перегоревшую лампочку возле лифта.
Наш Нью-Йорк
Ну… Куда? А куда глаза глядят! Нью-Йорк – мой! И я пошел не спеша по жарким красивым улицам. Пятая авеню… Улица роскоши! Уточка в витрине из каких-то металлов. Ого! Пятьдесят долларов. Купил. Должно же что-то вещественное от Нью-Йорка остаться?
О! Бродвей. Где-то здесь радиостанция «Свобода». Зайду! Генис, главная теперь «звезда» тут, сидел в одиночестве за столом. Нынче руководство «Свободы» переехало в Прагу, ближе к слушателям, и Вайль руководил оттуда. Генис – тоже не прежний: прическа не такая хипповая, как тогда. Изумился, увидев меня.
– Вот так, да? Запросто, без предупреждения, без звонка, заходим на крупнейшую радиостанцию мира?! Ты в Нью-Йорке, а я не знаю?
– Привет тебе от проповедника Муна!
– А… Оттуда. Сектантом стал?
– Не знаю. Что-то пока не чувствую.
После рабочего дня мы сидим на дощатой террасе домика Гениса, прямо «по-над Гудзоном», в Нью-Джерси. Дом его напоминает наши двухэтажные «дровяники», какие я запомнил перед войной в Казани, – там хранили дрова. Но качество здесь, безусловно, американское – пол отполирован, сияет! А вид! Гудзон раскинулся во всю ширь! Слева нависает гигантский Вашингтон-бридж.
– Америка – страна удивительная, – говорит Александр, – даже трогательная порой. Не сразу привыкаешь. Например, у подножия этого супермоста находится крохотный музейчик, посвященный происшедшей тут битве американцев с англичанами за освобождение. Причем битву эту американцы проиграли начисто! И про это музей… Неожиданно, правда?
За вечерней гладью Гудзона, на том дальнем берегу – вдруг серия ослепительных белых вспышек.
– Это что за салют?