Правда, что у тех, кто думает и действует так, как мы, нет ни малейшего интереса слушать хотя бы минуту всех тех, кто находит в нынешних условиях хоть что-то хорошее, или хотя бы что-то, что можно пощадить; равно как и тех, кто сбился с того пути, которому они вроде бы хотели следовать, а порой даже тех, кто просто не способен быстро понимать. Некоторые позже начали проповедовать революцию повседневной жизни своими робкими голосами или своим продажным пером17
, но при этом издалека, со спокойной уверенностью наблюдателей астрономических явлений. Тем не менее, когда появлялась возможность принять участие в подобной попытке, то если они не бежали от блестящих катастроф, окружавших её или следовавших за ней, их положение оказывалось уже не настолько лёгким. Жар и холод этой эпохи уже не покинут вас. Придётся найти, как можно прожить завтрашние дни так, чтобы они оказались достойны столь прекрасного начала. Вы будете всегда хотеть продолжения этого первого опыта нарушения законов.Вот так, мало-помалу, вспыхнула эпоха новых пожаров, конца которой не увидят те, кто живёт сейчас: послушание умерло. Славно констатировать, что беспорядки, исходящие из незначительного, эфемерного места в итоге потрясли весь мировой порядок. (Мы бы ничего не потрясли нашими действиями, если бы речь шла о гармоничном обществе, которое умело бы управлять своими силами, но наше общество представляет полную противоположность, это знают все.)
Что касается меня лично, я никогда не жалел ни о чем, что я сделал, и должен признаться, что не способен представить, как я мог поступить по-другому, будучи собой.
На первом этапе конфликта, несмотря на всю его ожесточённость, с нашей стороны потребовались все аспекты статичной обороны. Характеризуясь в первую очередь своей локальностью, этот спонтанный опыт не был хорошо осознан сам по себе, и он напрасно игнорировал многообещающие подрывные возможности, представленные в окружавшей его враждебной вселенной. Когда мы увидели, что наша оборона прорвана и когда смелости у некоторых из нас поубавилось, другие из нас решили, что мы, несомненно, должны продолжать позиционироваться в наступательной перспективе: в том смысле, что вместо того чтобы окапываться в неустойчивой крепости момента, мы должны прорваться наружу, выйти в открытое поле, чтобы затем начать кампанию и посвятить себя полному разрушению этой враждебной вселенной для того, чтобы полностью воссоздать её с нуля, и, если возможно, совсем на иных основаниях. Этому были прецеденты, но они забыты. Мы должны были открыть направление хода вещей и нарушить его до такой степени, что в какой-то момент ему самому пришлось бы начать подстраиваться под наши вкусы. Клаузевиц, шутя, отмечал: «Кто располагает гением, должен им пользоваться, это совершенно совпадает с правилами»18
. А Бальтасар Грасиан сказал: «К благоприятному случаю надо идти долгими путями времени»19. Но как я могу забыть того, кого вижу повсюду в самый великий момент нашего приключения; того, кто в те смутные дни открыл новый путь и продвигался по нему так быстро, продолжая выбирать всё новые пути для будущего; ведь никто другой не мог сравниться с ним в тот год? Можно сказать, что он изменял город и жизнь уже одним тем, что просто смотрел на них. За один год он открыл поводы для требований целого века; глубины и загадки городского пространства стали его завоеванием.