Ощущение течения времени всегда было для меня очень живым, меня всегда влекло к нему, также как других влечёт вода или пустота. В этом смысле мне нравилась моя эпоха, которая видела, как утрачивается всякая существовавшая до тех пор безопасность и уходит всё, что было объектом социального регулирования. Таких удовольствий мне не дарила практика в самом великом из искусств.
Что же до всего, что мы сделали, то как можно было бы оценить результаты этого сегодня? Сейчас мы проходим через этот пейзаж, обезображенный войной, которую общество ведёт против самого себя, против своих собственных возможностей. Изуродованный мир, вне всякого сомнения, стал неизбежной ценой этого конфликта. Мы начали побеждать только потому, что враг стал заходить слишком далеко в своих ошибках.
Самая истинная причина войны, которой давали столько ошибочных объяснений, заключается в том, что она была неизбежной, как конфликт вокруг характера изменений; в ней уже не оставалось признаков простой борьбы между консервацией и переменами. Мы сами, более чем кто-либо ещё, были людьми перемен в изменяющемся времени. Хозяева общества, чтобы удержаться, должны были сами захотеть перемен, которые были полной противоположностью нашим. Мы бы хотели перестроить всё, они тоже, но в диаметрально противоположных направлениях. То, что сделали они, в достаточной мере является негативным изображением нашего проекта. Их гигантские работы привели лишь к нынешнему гниению. Их ненависть к диалектике забросила их в эту выгребную яму.
Мы должны были заставить исчезнуть всякую иллюзию диалога между этими противоборствующими перспективами и были достаточно хорошо вооружены для этого; факты должны были вынести свой вердикт. И они его вынесли.
Эта «испорченная земля», на которой новые страдания прячутся под именем старых удовольствий, стала неуправляемой; и люди на ней преисполнены страхов. Они кружатся в ночи, и их пожирает пламя. Они просыпаются в тревоге и ищут жизнь наощупь. Идёт слух, что те, кто её экспроприировал, окончательно сбили её с пути.
Вот цивилизация, которая горит, кренится и тонет вся целиком. Ах! Какое удачное торпедирование!
А я, чем стал я посреди этого катастрофического кораблекрушения, которое нахожу необходимым, к работе над которым, даже можно сказать, что я приложил руку, в той мере, в какой правдой является то, что я всегда воздерживался от работы над чем-либо иным?
Могу ли я сейчас применить к этому периоду моей истории то, что написал один поэт времён династии Тан в своём стихотворении
«Я сошёл с лошади; я предложил ему вино прощания, – и я спросил его, какова цель его пути. – Он мне ответил: мне не удались дела этого мира, и я возвращаюсь в горы Наныпань в поисках отдохновения».
Но нет, я слишком ясно вижу, что для меня нет отдохновения; и в первую очередь потому, что никто не оказал мне такой милости – считать, что мне не удались дела этого мира. Но, к большому счастью, с другой стороны, никто не может сказать, что они мне удались. Значит надо признать, что у Ги Дебора и его чрезмерных претензий не было ни успехов, ни поражений.