За каждую пядь земли...

Путь нашим храбрецам преградили четыре немецких средних танка. Один был навылет пронзен точно посланным снарядом, три остальных взобрались на горку под дубами и открыли бешеный огонь. Но приблизиться боялись, так как дальность прямого выстрела Т-34 превышала дальность прямого выстрела танковых пушек врага.

Фашисты не заметили машину Головнева — все их внимание было сосредоточено на тридцатьчетверках Невзорова. Это и решило исход поединка. Экипаж лейтенанта Головнева первым же выстрелом снес башню одному танку. Два других бросились наутек, под прикрытие своих артбатарей. Но было поздно. Их настигали тридцатьчетверки [223] Невзорова. Мастерски вел свою машину механик-водитель И. Селиванчиков среди разрывов авиабомб и тяжелых снарядов; метко стрелял из пулеметов и пушки башенный стрелок сержант Н. Безуглов. Их командирская машина быстро приближалась к врагам...

Пока горели три немецкие машины, танкисты Невзорова в огневом взаимодействии с экипажем Головнева уничтожили еще штабной автобус, легковой автомобиль с офицерами и раздавили орудие. Маневрируя среди разрывов вражеских снарядов, все танки благополучно преодолели заградительный огонь вражеских батарей и вышли к основной группе. Здесь и произошло знакомство Головнева с Невзоровым, которые до того знали друг друга лишь по фамилиям. После этого, попросив у майора Воротникова разрешения, лейтенант Головнев умчался в свой полк.

Рассказывая о подвиге этих смельчаков, майор Воротников сказал мне:

— Я, товарищ полковой комиссар, еще не видел до такой степени исхлестанных вражескими снарядами танков. Очень советую поглядеть на них.

И мы пошли в подразделение Невзорова. Командир полка ничего не преувеличил: на корпусе только одной тридцатьчетверки мы насчитали более 10 глубоких вмятин от прямых попаданий вражеских снарядов.

На следующий день политотдел корпуса распространил листовку о боевом подвиге экипажей Головнева и Невзорова, о взаимной выручке и смелости, которую проявили танкисты в трудных условиях окружения.

Мне же, кроме всего, было приятно еще раз убедиться в превосходных качествах нашего отечественного оружия и боевой техники.

Разгром пехотного полка немцев

Он сидел перед нами выпрямившись, с горделивой осанкой, свысока разглядывая каждого из присутствовавших при допросе, словно не он, подполковник, командир пехотного полка одной из дивизий 55-го армейского корпуса немцев, а мы оказались в плену. Но пленного выдавали руки: холеные, с тонкими, как у пианиста, пальцами и отполированными ногтями. Руки мелко подрагивали, и чувствовалось — гитлеровский подполковник с двумя Железными крестами на чистом, отутюженном кителе не только волновался, но и трусил. [224]

Подполковник не скрывал досады по поводу того, что его полк и он сам потерпели поражение от неравного ему по чину офицера — русского капитана, «хосподина Хорелофа». Как это получилось? Он, собственно, и сам не мог понять. Все шло «карашо» и по плану. Русские должны были потерпеть поражение, ведь у них, по данным немецкой разведки, почти не осталось танков и мало было «зольдатен». И вдруг...

Я спросил пленного, верят ли он и его (теперь уже бывшие) подчиненные офицеры и солдаты в победу Германии над Советским Союзом?

— Яволь! Конечно, господин комиссар! Мы должны были победить, нет сомнения! Но теперь, после того что я видел в эти дни, я не уверен в нашей победе. Думаю, что некоторые офицеры и солдаты имеют такое же мнение, как я. Столь упорного сопротивления наша армия еще нигде не встречала. Это очшень, очшень опасно!

Да. Это было очень опасно для гитлеровского вермахта. И если в том признавался матерый фашист, то даже со скидкой на неискренность, продиктованную страхом за собственную жизнь, такое признание говорило о многом.

Сидя перед нами все в той же надменной позе, подполковник время от времени украдкой заворачивал рукава кителя и слегка потирал запястья рук. Генерал Фекленко заметил это и велел переводчику спросить, что беспокоит немецкого офицера.

— Ваши зольдатен очшень крепко вязали мои руки за спиной, — огорченно пояснил тот.

— Вязал вас не солдат, а офицер лейтенант Прохоренко, господин подполковник, — уточнил начальник разведки корпуса.

— О! — удивленно воскликнул фашистский вояка и невольно повернул голову в сторону сидевшего в углу землянки Павла Прохоренко.

Пленный отказался подписать обращение к солдатам своего полка, и мы отправили его в штаб армии...