А вот 24 июля фашистское командование вдруг изменило своим традициям, чтобы добиться преимущества над нашими войсками, захватив их врасплох. И надо сказать, что в определенной степени это ему удалось сделать. Соединения 3-го моторизованного корпуса немцев начали наступать на коростенско-житомирском участке боевых действий не после пяти утра, как обычно, а в полной темноте — в три часа ночи. Мощная артиллерийская подготовка на всю глубину обороны соединений и частей 5-й армии на ее левом крыле разорвала ночную тишину. Казалось, само небо низринуло на землю огненный смерч, который со страшным грохотом обрушился на все живое. Ни землянки, ни окопы, ни деревья не спасали людей от падавших сверху камней, комьев земли, искромсанных стволов деревьев.
Многоликая и беспощадная, людей повсюду подстерегала смерть. И хотя каждый из нас знал, что так оно примерно и бывает перед наступлением, тем не менее возникало неистребимое желание: как можно скорее вырваться из этого грохочущего ада.
Но прошло немного времени, и напряжение спало. Люди приходили в себя, начали осмысленно действовать, каждый занимал положенное ему место.
По характерному гулу и поднимавшимся к светлевшему небу клубам дыма и пыли можно было определить направление движения вражеских танков и мотопехоты. Артиллеристы пришли в себя, пожалуй, быстрее всех и открыли огонь по вероятным путям движения танковых колонн. На них тут же обрушились «юнкерсы», но их бомбовые удары были недостаточно точны, прицельного бомбометания у гитлеровских асов не получилось.
Организованного отпора с нашей стороны немецкое командование, безусловно, не ожидало, а получив его, вынуждено было снизить темп наступления[7]. А через полчаса на быстро светлеющем горизонте (гитлеровские колонны надвигались с юго-востока) можно было уже различить и танки, и обгонявших их слева и справа мотоциклистов, и бронетранспортеры с пехотой.
С наблюдательного пункта корпуса колонны противника просматривались достаточно четко. Его части двигались в предбоевых порядках. При этом впереди находились уже не танки, а мотопехота на бронетранспортерах и мотоциклах, а уж за ними — танки. Шли они привычным клином, но как бы вывернутым наизнанку. Это новшество в боевом построении наступавших войск наверняка было вызвано тем, что большие надежды возлагались на внезапность удара и панику в наших частях. В предрассветных же сумерках расправляться с мечущимися бойцами было бы сподручнее пехоте, а не танкам.
По согласованию с генералом Н. Ф. Фекленко я немедленно перебрался в 43-ю дивизию. Полковника И. Г. Цибина застал на его НП. Лицо у комдива было землистым, осунувшимся, глаза блестели. Накоротке переговорив с ним и с комиссаром дивизии А. К. Погосовым, я решил пойти в 86-й танковый полк. Там вместе с комиссаром полка А. Л. Каплуновым мы побывали в подразделениях, побеседовали с некоторыми командирами, парторгами рот, агитаторами. Хорошее впечатление произвел на нас боевой настрой, царивший в подразделениях, где агитаторами были Н. Пронин, П. Терешкин, Н. Соболев. Еще накануне здесь прошли беседы с бойцами и младшими командирами. Люди быстро успокоились после внезапной артиллерийской и авиационной обработки позиций полка, все были готовы к бою, внимательно следили за обстановкой.
Секретарь партбюро полка старший политрук М. А. Галкин с разрешения командира и комиссара ушел в танковый батальон и принял командование танком КВ, командир которого был ранен накануне вечером, Во главе своего экипажа политрук и участвовал в бою.
В 86-м танковом полку оставалось к тому времени одиннадцать боевых машин КВ и Т-34, пять Т-26 и несколько БТ. Секретарь комсомольского бюро полка Иван Мошейкин уже побывал в артиллерийской противотанковой батарее, поговорил с комсомольцами, поставил перед ними задачу и сейчас находился в стрелковом батальоне, чтобы вместе с воинами этого подразделения принять участие в отражении вражеского наступления.
Я остался доволен расстановкой сил партполитаппарата полка, его дружной работой с людьми накануне трудного испытания. Хорошая, спокойная атмосфера царила в подразделениях, они находились в полной боевой готовности. Сил и средств в части оставалось маловато. Именно поэтому и слово политработников, их личный пример в бою должны были помочь командирам с честью выполнить поставленные перед подразделениями задачи.
Отдавая должное работникам политотдела дивизии, хочется подчеркнуть, что в соединении большое внимание уделялось правильной расстановке сил с учетом деловых и политических качеств каждого политработника. Принимался во внимание и боевой опыт. Более сильные шли в бой рядом с командирами подразделений, недавно выдвинутыми на должность, чтобы вовремя помочь им в управлении боем. Старший политрук Галкин, к примеру, действовал вместе с лейтенантом А. Н. Невзоровым, недавно принявшим роту, младший политрук Б. Прокофьев сам возглавил танковую группу.