Выйдя на улицу, Лем про себя отметил, что впервые за очень долгое время не вздрагивает от холода, он, наконец, был одет по погоде. По крайней мере, почти. Эти десять минут явно пошли на пользу всем троим. Лем провел рукой по непривычно гладкому подбородку, в последний раз он брился еще до задержания. Приятная свежесть бодрила и придавала небольшую уверенность, болезненный страх перед неизбежным улетучился в водосток вместе с пылью и грязью. Хасар вновь стянул длинные волосы, оказавшиеся чернее вороньего крыла, в хвост.
«Только вот Палий, каким был, таким и остался, – отметил про себя подпольщик, – годы не уходят под струями горячего душа».
– Так все, вся шайка в сборе, – сказал очевидное военный, для пущего эффекта заглянув каждому в глаза, – теперь молча идите за мной, вас уже ждут.
– А роты сопровождающих не будет? – буркнул себе под нос Хасар.
– Я сказал молча, – рыкнул вояка, каким-то образом услышавший саркастичную реплику.
Потомственный кочевник лишь пожал плечами, нахмурился еще сильнее и первым пошел за сопровождающим.
Впервые за долгое время погода перестала нагнетать и без того невеселую атмосферу своими серыми тучами. С неба светило яркое солнце, всеми силами пытающееся раскрасить эту израненную землю яркими красками. И хоть ветер все так же нес с собой неприятные запахи гниющего древнего леса, других в Демиругии попросту не было, а распластанная по высушенной земле военная база не хотела отпускать своих пленников, в душе робко росла надежда на то, что самым неожиданным способом все непременно образуется. Лукавое солнце игриво заглядывало в глаза, приглашая присоединиться к радостному празднику, одному из последних в эту осень. У Лема возникло ощущение, что все вокруг – это неправда, что все это не с ним. Это страшная история, которую с каждым днем вспоминаешь все туманнее. А вот ясное небо, лучистое солнце и теперь уже не такой уж и сухой воздух – вот они по-настоящему. И сейчас можно будет доделать уроки, схватить на бегу осеннее пальто, съехать вниз по перилам и помчаться на пустырь гонять мяч со школьными друзьями.
Резкий оклик вырвал Лема из радужных фантазий, и он поспешил за остальными.
Когда все четверо вновь проходили мимо плаца, на нем уже вовсю шла строевая подготовка военнослужащих. Их провожатый остановился и указал на площадь.
– Посмотрите, может, отгонит ненужные мысли и… в общем, мы пришли рановато, так что наслаждайтесь моментом.
Огромное бетонное поле кишело солдатами, выполняющими разные упражнения. Мимо заключенных бодро промаршировал строй бритоголовых в одинаковой пятнистой форме. Чеканя шаг, они будто сливались воедино всем отделением. Движения резкие, отточенные и выверенные до миллиметра. Единый организм, будто механизм хронометра – холодный, точный, идеальный.
Солдат, идущий впереди построения, скомандовал: – Отделение, песню запевай!
И десять глоток мощным, единовременным рыком начали.
Зычные голоса хлестко горланили лающие слова песни, пробирая до дрожи. Лем с ужасом вслушивался в слова и смотрел в лица солдат, в стеклянных глазах которых застыла слепая вера.
– Кажется, им ничего не стоит убить за Демиругию? – вполголоса спросил Лем.
– Немного не так, Лем, – Хасар встал вполоборота к подпольщику и продолжил. – У нас за Родину не убивают. У нас за нее умирают. Равномерно, штабелями и с улыбкой на счастливых лицах. Ну, посмотри сам, разве они не счастливы?