За колымским перевалом

— Я же делаю это не ради наживы, а в интересах государства, которое доверило мне руководство прииском. Через год я докажу: на территории, где сейчас работает мои прииск, должен быть открыт еще один. Может Сыть, и два.

Тургеев поднялся, обнял Жарченко за плечи.

— Раньше ты был проще, Петро, может, перерос приисковые рамки? Поговорю при случае в главке. Теперь насчет Скворцовой. Обязан сказать, понял? Не петушись! Ты видишь, какие времена наступили. Раз уж пошли сплетни, я обязан вмещаться и действовать. Так что, Петро, одно из двух — или шали тихо, чтобы разговоров не было, или придется тянуть тебя к ответу за аморалку. Сделает это, и с превеликим удовольствием, не Тургеев, а Тарков. Он не упустит возможности тебя растоптать.

В памяти Жарченко мгновенно вспыхнула картина. Контора горного участка. Он и Тарков. Тарков в форме полковника МВД. Их разделяет узкий дощатый столик.

— Что ты мне, как попугай, план да план! — кричит Тарков. — Ты мне золото клади вот сюда, на стол, сколько тебе приказано! Надо будет, и три плана дашь. Фронту надо помогать металлом, а не демагогией! Почему не моешь золото в долине Голубичной? Людей нет? А сколько лоботрясов задницами нары протирают в бараках? Что? Я сам больной! Смотри, из носа хлещет! С утра чихаю. — Защищать вздумал отказников? Спорить начинаешь, молокосос? Политотдел не признаешь? А ну выкладывай партбилет на стол! И марш в лагерь на недельку-другую для просветления мозгов! — И, не поворачивая головы, приказал майору, стоявшему за спиной: Вызывай конвойного!

В кабинет забежал солдат, остановился напротив Таркова, прижимая к животу карабин.

— Жарченко в шестой барак! Скажи старосте, на работу не выводить. Пусть подневалит.

…Жарченко медленно шатает по территории лагеря в сопровождении солдата. Тот идет поодаль, нелепо, размахивая руками, привыкшими постоянно держать карабин, и злобно шепчет:

— Что я, надзиратель, что ли, разводить по баракам!

Жарченко замедляет шаг, и солдат слышит, как он негромко произносит:

— Первый раз в жизни, Жарченко, ты можешь не торопиться.

В темный, мрачный барак, тесно заставленный двухэтажными нарами с узким проходам посредине, толкаясь и шумно переговариваясь, матюкаясь на каждом слове, вваливается толпа заключенных, вернувшихся из шахты. Увидев директора прииска, умолкают, выжидательно рассматривают его издали. Один уголовник с большим толстым носом картошкой, свисающим над маленьким ротиком, расталкивает заключенных, вихляющей походкой направляется к Жарченко, развязно осклабившись, гундосит:

— Ба! Знакомые все морды! Сам пан-директор пожаловали. И тебя кинули на трудперевоспитание? Рад познакомиться, а то в шахте не пришлось, там ты бегом шмаляешь по штрекам. Али-паша. Гибрид турка с местной тунгуской. Если не возражаете, знакомство начнем с кошелька.

Он ловко сунул руку во внутренний карман пиджака директора и выхватил большое кожаное портмоне. В ту же секунду Жарченко взмахнул рукой и ребром ладони сверху вниз ударил по переносице уголовника. В носу хрястнуло, уголовник дико взвыл, зажав лицо руками, по которым потекли струйки густой крови, повалился на пол. Несколько заключенных бросились по проходу к Жарченко. В руках одного из них сверкнуло лезвие заточенного напильника.

— Не слышу тишины, граждане подневольные! — , громко и властно крикнул кто-то у входа в барак.

Все замерли. На пороге стоял высокий, стройный мужчина в темно-синем костюме и белоснежной сорочке. Брюки с остро отутюженной стрелкой были заправлены с напуском в изящные хромовые сапоги.

— Горбатый объявился! — зашептали заключенные. — Откуда его принесло? Будет дело.

Горбатый спустился по шатким ступеням лестницы и быстро пошел по проходу.

— На кого руку поднимаете, смерды?

— Да я ж его, падлу, — захрипел Али-паша, с трудом поднимаясь с грязного пола и размазывая кровь по лицу, — на всю жизнь искалечу!

Горбатый вскинул ногу и носком до блеска начищенного сапога ударил уголовника ниже живота. Тот взвизгнул и, перегнувшись пополам, ткнулся лбом в край деревянных нар.

— Убрать к…! — заревел Горбатый.

Несколько заключенных кинулись к уголовнику, подхватили его и поволокли к выходу из барака.

— Извините, Петр Савельевич, — прежним спокойным тоном сказал Горбатый, — за мелкий инцидент на моей поляне. Меня поздно известили о вашем- визите. Сами понимаете, пока договорились а охраной в БУРе…

— Вот ты, оказывается, какой стал, Потапов, — усмехнулся Жарченко, пожимая протянутую руку с такой силой, что заключенный побледнел, но виду не подал. — Я думал тебя там, в БУРе, прикончили…

— Не стоит вспоминать скушные времена. Скажите лучше, будем мирно сосуществовать или как?…

Из конторки бульдозерного профилактория, где находился Жарченко, выглянул нормировщик, помахал телефонной трубкой.

— Петр Савельевич! Вас к телефону!

Секретарь сообщила, что его с утра ищет Титковский, начальник райотдела милиции. Будет ждать на шлихообогатительной фабрике.

Титковский был явно не в духе, держался подчеркнуто сухо. Сумрачно поздоровался с Жарченко и сразу же стал придирчиво допекать за плохую сохранность золота.