За кормой сто тысяч ли

А такое расширение сферы торговых связей способствовало росту производства и в конечном счете содействовало формированию пусть даже крайне замедленных капиталистических отношений, приближая решительный и благотворный кризис китайской феодальной системы.

Самоизоляция Китая, консервируя эту систему, обрекала страну на неизбежный застой, пагубно отражаясь на всей экономической жизни страны, вызывала постепенное окостенение всей системы управления.

Китайские флотоводцы, водившие во времена Чжэн Хэ корабли к берегам Африки, в 70-х годах XV века чувствовали себя неспокойно и неуверенно, отправляясь в поход к берегам соседнего Да-Вьета, и тщетно добивались от властей, чтобы их ознакомили с лоциями Чжэн Хэ, которые тем временем исподволь уничтожали Лю Да-ся и подобные ему чиновники.

Повсеместно на южных морях Китай к концу XV века утратил те позиции, которые он занял в славных тридцатилетних заморских походах Чжэн Хэ.

В Малакке, где, кстати сказать, по инерции местные султаны освобождали китайских купцов от уплаты пошлин, на исходе XV и в самом начале XVI века гуджаратские, бенгальские, яванские торговые люди господствовали безраздельно, в Каликуте забыли, как выглядят китайские суда, и даже в гавани Южного Китая товары привозились на арабских, индийских и яванских судах.

В XVI веке в водах Дальнего Востока появились португальцы; потомки тех фуцзяньских и гуандунских мореходов, перед которыми раскрывались настежь ворота Могадишо и Адена, с горечью должны были примириться с захватом Малакки и с основанием португальской базы у самых ворот Гуанчжоу, в Макао, и с бесцеремонным хозяйничаньем незваных гостей на морских дорогах, ведущих из Индии и стран Малайского архипелага в гавани Китая.

Разумеется, общие тенденции, которых придерживалась феодальная клика Минской империи во второй половине XV и в XVI веке, пагубно отражались не только на внешней политике и торговых связях Китая.

Колоссальный опыт, накопленный в ходе заморских плаваний Чжэн Хэ, оказался в значительной мере неиспользованным, многие ценные картографические материалы были уничтожены, и как раз в то время, когда навигационная наука Европейского Запада стала развиваться в стремительном темпе, феодальная камарилья сделала все возможное, чтобы отбросить китайское мореплавание к доминским временам.

А все-таки вертится

Значит ли это, однако, что огромные достижения китайских мореходов начала XV века были целиком сведены насмарку, что походы Чжэн Хэ не оказали никакого влияния на дальнейшее развитие мореплавания и географических наук?

Конечно, нет. Не только в библиотеку кентерберий-ского архиепископа Лода попадали списки с мореходных карт и лоций Чжэн Хэ. Недаром безымянный составитель трактата «В пожелании попутных ветров», который неведомыми путями попал в канун английской революции в руки рясоносного советника Карла I — Лода, писал, что сохранившиеся копии лоций затерты до дыр, что от частого пользования текст их стал совершенно нечитаемым.

Тайно переписанные во время гонений, эти лоции верой и правдой служили фуцзяньским и гуандунским кормчим; их берегли как зеницу ока, их изучали, ими руководствовались и их совершенствовали последующие поколения китайских мореплавателей.

Итогом заморских плаваний Чжэн Хэ явились замечательные труды Ма Хуаня и Фэй Синя, «бывалых людей», которые вписали в китайскую географическую литературу новые страницы и оставили описания сорока стран Азии и Африки; эти описания для Китая XV века имели такое же значение, как для Европы того времени книга Марко Поло. Сравнивая труды Ма Хуаня и Фэй Синя с трактатом Ван Да-юаня, нетрудно убедиться, насколько расширились рамки мира, доступного Китаю за время великих плаваний Чжэн Хэ. Для Ван Да-юаня Аравия и африкан-ские берега были недостижимыми землями, о которых он писал со вторых рук, а Ма Хуань и Фэй Синь обошли все побережье Южной Аравии и Восточного рога Африки, они воочию видели пустыни Омана и знойные сомалийские равнины. И те реальные живые описания, которые оставили эти непосредственные участники плаваний Чжэн Хэ, положены были в основу китайских географических работ последующего периода. На «плечах» Ма Хуаня и Фэй Синя стояли китайские географы XVI и XVII веков — Чжэн Сяо, Хуан Шэнь-цзэн, Чжан Се. Не вина, а беда этих географов, что в эпоху блестящих успехов, одержанных европейской географической наукой, они продолжали переписывать и комментировать Ма Хуаня и Фэй Синя. Но в темный период истории китайской географии оба эти имени были такими же путеводными звездами для китайских землеведов, как имена Птолемея, Эратосфена и Страбона для географов средневековой Европы.