Да, здесь было холодно. Весьма холодно. Печки тут суровые Rooskies не предусмотрели.
Кое–как справившись и использовав по назначению целую бадейку воды, Молли пулей вылетела из… из… в общем,
— Ничего, привыкнешь, — бросила сестра Всеслава. И добавила обидное: — Неженка…
Молли проглотила, лишь поёжилась. Но её оскорблённые приватные части прямо–таки вопияли от негодования.
— Ванной у вас, я так понимаю, тоже нет? — слабым голосом спросила она, вспомнив слова Волки о загадочном «доме мытья».
— Такой, как у вас, — нет, нету Но ничего, тебе понравится, — фыркнула Волка. — Я обещаю. Идём. Предслава Меньшая ждёт.
Как ни странно, слово «Меньшая» сестра Всеслава произнесла с известным придыханием, словно графский или даже герцогский титул.
Мальчишка распахнул дверь, такую же низкую, как и все остальные в этом доме.
Там было темно, тихо и особенно сильно пахло травами. Много места занимала тщательно побелённая печь, занавески на окнах задёрнуты, в просвет меж ними можно кое–как разглядеть плотно закрытые ставни.
На высокой кровати у противоположной стены, под таким же цветасто–лоскутным одеялом, что и у Молли, лежала женщина. По подушке растекался поток чудесных, длинных и густых волос. Седых волос, но совершенно не старушечьих. Напротив, они словно светились сами по себе. Молли так и замерла, разинув рот.
Волка, не церемонясь, пихнула её в бок. И низко поклонилась, отводя правую руку от левого плеча и касаясь пола.
Молли, как могла, попыталась повторить движение. Но если гибкая Волка, касаясь пола, аж согнула руку в запястье, то Молли едва–едва дотянулась кончиками пальцев. И получила ещё один ехидный взгляд, а губы Волки, шевельнувшись, беззвучно произнесли всё то же обидное: «Неженка!»
— Предслава Вольговна… — осторожно проговорила Волка, выпрямляясь. — Vot…
Что такое было это «vot», Молли не знала. Наверное, тоже какое–то приветствие.
Верволка отступила назад, к брату. Вермедведю, соответственно.
«Подойди, Молли Блэкуотер», — раздался мягкий, спокойный женский голос, произносивший слова на отличном имперском, но… внутри Моллиной головы.
«Я не говорю на твоём языке, — с лёгким сожалением сказала женщина. — Поэтому должна использовать силу. Так могут немногие, увы. Насколько было бы проще, если бы нам не нужно было учить наречия друг друга! Подойди, Молли».
Ноги у Молли, казалось, превратились в желе. Колени подгибались, и вообще она едва удержалась, чтобы не шлёпнуться носом вниз.
«Не бойся, — подбодрила женщина. Голос у неё был низкий — во всяком случае, Молли
Дрожа, Молли кое–как заставила себя поднять голову, оторвав взгляд от цветных половиков у постели.
Она боялась. У неё тряслись поджилки. У неё, храброй Молли Блэкуотер, убежавшей из дома, вырвавшейся из лап Особого Департамента, юнги на бронепоезде Её Величества, стрелявшей из настоящей митральезы!..
Что она ожидала увидеть? Такую же древнюю и жуткую старуху, как та, что шла на смерть, собой прожигая броневые плиты «Геркулеса»? Иссечённые морщинами щёки, провалившиеся блёклые глаза, жёлтые кривые зубы?..
На подушках лежала женщина, уже не молодая, но и совершенно ещё не старая, далеко, очень далеко не старая — наверное, как мама Молли. Немного мелких морщинок в уголках глаз, да ещё пара едва заметных, протянувшихся от крыльев носа к уголкам рта. Красивого рта, с алыми, чуть полноватыми губами, за которыми прятались белоснежные зубы.
Загадочной Предславе Меньшой было самое большее лет тридцать или тридцать пять.
Большие карие глаза, круто выгнутые брови вразлёт, как и у Волки, мягкие щёки, тонкий прямой нос, белая — но не бледная — кожа.
И совсем, совсем белый шрам — звёздочкой — на щеке чуть пониже скулы. Правда, удивительным делом он её не портил.
Молли загляделась против собственной воли.
За карими глазами прятались и сила, и тайна, и ещё что- то, чему девочка из Норд—Йорка пока не могла найти названия.
«Привет тебе в доме моём, Моллинэр Эвергрин Блэкуотер».
— М-можно просто М-молли… — пробормотала та.
Предслава чуть подняла густые брови, не поняв.
— Не вслух, недогадливая! — прошипела откуда–то из- за спины Волка. — В голове думай! В голове говори! Тогда она тебя поймёт! — и тут же быстро выпалила что–то лежавшей на их языке.
«Можно просто Молли», — послушно повторила Молли уже без слов.
«Так–то лучше, — одобрила волшебница Rooskies. — Садись. Да, прямо сюда, на постель. Нам нужно поговорить. О многом. У тебя наверняка множество вопросов».
«Д-да, — говорить «внутри головы» было не слишком привычно, но Молли старалась из всех сил. — Но, мэм… прежде всего… я прошу прощения, что… что я… что вы… то есть я в вас…» Она безнадёжно запуталась в собственных мыслях, чувствуя, что жарко краснеет.