За Кубанью

Укрытие устроено по совету Энвера, с которым они встретились в одном из приморских аулов. Улагай передал ему на хранение «наследство», полученное от Османа, узнал о подробностях разгрома Врангеля.

— В конце концов, может быть, это и к лучшему, — сказал Энвер. — Барон — монархист, он никогда не предоставил бы черкесам той свободы, о которой они мечтают, — я имею в виду право выбрать себе надежного и сильного друга.

— А вы? — спросил Улагай.

— Ну конечно! — Энвер даже обиделся. — В этом-то все дело. Вы должны сражаться за свою независимость — это единственная наживка, на которую сейчас еще могут клюнуть черкесы. А с нами у вас будут родственные отношения.

Улагаю все равно — русские ли, англичане или турки — только бы перебить всех этих комиссаров, только бы навсегда покончить с красной заразой.

Энверу пришелся по душе план Улагая. Расчет точный — один предатель пострадает, остальные задумаются, все ж таки человек живет ради семьи. Но с выполнением медлить нельзя. После разгрома Врангеля все переметнувшиеся к красным почувствовали себя в безопасности. Пусть дрожат, пусть потеряют сон, тогда с ними легче будет вести переговоры.

Энвер сообщил, что Адиль-Гирею удалось добраться до Врангеля. Князь был легко ранен. Теперь подлечился, окреп, вскоре появится здесь: у него особая разведывательная миссия, ему нужно оказывать содействие.

Еще один спуск, и Улагай у цели. Он внимательно осматривает подступы к убежищу. Кажется, никто не наведывался сюда в его отсутствие: деревянный сруб заперт и внутри все так же, как было неделю назад. Усевшись на топчане, Улагай достает походный завтрак — кусок жареной баранины, обернутый лепешками. Он почти уверен: запасный домик не пригодится. Англичане церемониться не станут. Высадятся, как только получат его сообщение о начале восстания.

Улагай думает о самом великом искусстве, которым должен обладать человек: об искусстве владеть собой. Стоит ослабить контроль хотя бы на минуту, и голова кругом пойдет. Узнав о разгроме Врангеля, Улагай совсем было пал духом, лишь после встречи с Энвером снова поверил в успех. Теперь, когда Врангель не висит над красным югом, словно барс над головой охотника, Ленин начал демобилизацию. К весне на Кубани, по-видимому, останутся две-три охранные дивизии. Вот тогда- то все и произойдет. Главное — подготовить население. За зиму это можно сделать.

Улагай швырнул обглоданную кость в раскрытую дверь. Она глухо ударилась о серый ствол бука. Дерево вздрогнуло, с ветвей посыпались хлопья снега.

Обратный путь отнимает больше времени: князь бережет силы — в лагерь нужно явиться свежим, бодрым. Сквозь тучи и верхушки дубов пробиваются слабые лучики. Яркие блики вспыхивают то тут, то там. Кажется, будто ветер, играя, распахивает и снова захлопывает двери в лес. На последней возвышенности Улагай останавливается. Долго стоит, прихлопывая ботинком по насту. Решено! Сейчас все должны отбыть в аулы. Все! Кроме, пожалуй, Крым-Гирея. Шеретлуков останется за него здесь. Сейчас главная ставка Улагая — на внутренние силы аулов и интеллигенцию. В ближайшие дни он встретится с одним из этих болтунов — Рамазаном. Разведка доложила, что сейчас он в ауле — агитацией занимается. Посмотрим, что запоет этот перебежчик.

Но что это в лагере? Люди столпились у хибарки прачки, шумят. Перед Улагаем расступились.

— Что случилось? — Вопрос ни к кому.

В дверях хибарки появился Шеретлуков — бледный, без папахи, какой-то странный. Став в сторонку, пропустил Улагая. Полковник вошел в темноватое помещение. Столик, топчан. На нем, раскинув руки, лежала крупная, дородная женщина. Сделал еще шаг, и нога попала в скользкое месиво. Когда глаза привыкли к полумраку, Улагай увидел обнаженную женщину с большой раной в груди. Постояв с минуту в раздумье, вышел, сошел с тропинки, старательно пошаркал подошвами альпийских ботинок о сахаристую массу. Она стала алой.

— Кто? — Это вопрос Шеретлукову. Тот пожал плечами.

— Позарился кто-то на ее добро, — заметил Аслан. — Очень богатая была женщина, ведь все расплачивались наличными. Утром прошел мимо, смотрю — дверь распахнута… Подозрительно. Взял и заглянул…

Улагай оглядывает собравшихся: кто-то из них зарезал проститутку, чтобы присвоить ее накопления. Кто? Кроме Шеретлукова, на этот шаг способен каждый. Впрочем, он не собирается учинять следствие: будоражить лагерь из-за какой-то шлюхи было бы безумием. «Обнаружено ли тело Османа?» — вдруг приходит ему на ум. Нет, это не запоздалые угрызения совести, просто цепная реакция мысли. Прачка, Осман, сотни и тысячи других — все это необходимые жертвы на его пути к власти.

— Хасан! Подготовь к отправке свою бабу. Через час чтобы духу ее в лагере не было. Аслан! Похоронить женщину.

Вот и все, инцидент исчерпан. Улагай проходит к себе.

Вывод напрашивается сам собой: надо быстрее действовать. Он устанавливает время отъезда каждого, разрабатывает маршрут, систему связи — обычной и экстренной. Последними вызвал Ибрагима и Аслана.

— Прощупай еще раз, — наказал Ибрагиму, — может быть, Махмуд передумает. Дай ему еще один шанс.