За кулисами скрипичных концертов

Совершенно основательному пересмотру подверглись мои представления об отношениях учитель – ученик. Где бы ни выступали мои ученики, в программе упоминается только их имя. Сначала меня это обижало и возмущало, но, к счастью, хотя и не так быстро, как бы следовало, пришло понимание, что достижения моего ученика – не только результат моего труда, но и других педагогов из его родной общеобразовательной школы, и родителей, и друзей, и широчайшего информационного поля, в котором современные ученики чувствуют себя, как дома. Жизнь продемонстрировала, что ученик не является моей собственностью или, еще хуже, материалом для реализации моих амбиций, хорошим или плохим, подходящим или неподходящим. Однажды, как-то между прочим, не придавая большого значения сказанному, моя ученица сообщила, что она прошла прослушивание в одну знаменитую английскую школу. Мое чувство педагогического патернализма, присущего многим русским педагогам, было глубоко оскорблено: меня просто поставили перед фактом, даже не посоветовались. Была эмоциональная сцена, где моим главным аргументом было: ведь я вкладывала в вашу дочь всю душу (это я – маме). На что мама в глубоком изумлении ответила, что, дескать, мы вам за хорошую работу платим деньги. Как просто и точно. С тех пор я больше не втягиваю учеников в опасную зону личных отношений, обрекая их каким-то образом платить мне тем же. Душу надо оставить себе, а ученику надо дать обширные и аргументированные знания, поле для маневра и право на усвоение и использование этих знаний по своему усмотрению. Что они очень успешно и делают, реализуясь «на стороне», иногда информируя меня, когда нуждаются в моей помощи, иногда – нет, когда мое присутствие смутило бы их.

Когда пришло понимание того, что музыка может быть выбрана в качестве профессии, а может и не быть выбранной, уступив первенство другим сферам интересов учеников, и это ВЫБОР, а не приговор ученику, не соответствующему по способностям профессиональным стандартам, пришло время пересмотреть репертуарную тактику, время изучения того или иного произведения, количество изучаемой музыки, высоту планки исполнительского качества. Казалось бы, в случае «не выбора», надо упростить программу и сократить ее количественно. Но этот путь оказался тупиковым, потому что доводить до кондиции простенькую программу для думающего ученика – неинтересно и унизительно, он нуждается совершенно в другом: в понимании сути музыки, причин и закономерностей возникновения того или иного стиля в то или иное время, понимании связи содержания музыки и выбранной для реализации его формы, узнавания индивидуального почерка того или иного композитора и особенностей его музыкального языка. Что касается исполнительской «кухни», то здесь понимание учеником своего технического несовершенства и разного рода недоработок по причине нехватки времени не должно быть трагедией, это должно быть просто констатацией факта. Да, он будет отставать от профессионалов в техническом отношении, но его понимание музыки будет адекватным. От программ, составленным по принципу: первая часть крупной формы и две разнохарактерные пьесы, пришлось отказаться (с удовольствием) и перейти на проектную форму организации репертуара. Если в планах есть скрипичный концерт, то в музыкальной папке ученика их будет десяток – для выявления стилистических, исполнительских и жанровых особенностей. Выучена, то есть доведена до удовлетворительного состояния, будет, возможно, одна часть, но просмотрены, попробованы и проанализированы должны быть все десять. Если уж появился какой-нибудь танец из барочной сюиты, то в папке появятся все танцы со своими характерами и историями.

И опять в памяти воскресает имя М. М. Бахтина, книги которого появились в моем книжном шкафу лет сорок назад и, честно говоря, страницы которых желтели от недоумения по причине невостребованности. Выбраться из профессиональной ограниченности, снобизма (я втайне использую более жесткий термин: профессиональный идиотизм) очень трудно. У белки, выскочившей из колеса, где она наслаждалась бегом по кругу, находясь в эйфории от обманчивого драйва непрерывного движения, будет еще некоторое время кружится голова от иллюзии, когда она окажется на твердом полу своей клетки, но настанет время, головокружение пройдет и она с недоумением посмотрит на свое любимое занятие, возможно, даже, устыдившись своего непомерного энтузиазма. На пожелтевших страницах книги «Проблемы времени и хронотопа в романе» я наткнулась на такое размышление, которое следует привести пространно: