За ледяными облаками

Так что… Так что старый вагон обычной электрички, здесь и сейчас, это почти рай. Жаль, понятно тоже, здесь и сейчас. А не раньше, лет так на двадцать-двадцать пять.

– Пройдем без жетонов? – уточнил Азамат.

– Точно, – Костыль отхлебнул чего-то забористого из кружки. Натурально, забористого. Запах сшибал за метр. – Пройдем, как свайка через свинячью печень. Точно вам говорю, мои милые бегунки, слово чести анархиста. Коц, брык – и в дамках, чё…

– Не сильно заливаешь? – Уколова поморщилась.

– Я не вру… не врал… Тьфу ты.

– Я про бухло, – старлей кивнула на кружку, – дорога впереди.

– Не сикайтесь, красотка, для меня оно как слону дробина.

– Что такое слон? – поинтересовалась Даша. – Или кто?

И покрутила головой, ожидая ответа.

Азамат пожал плечами. Уколова вздохнула. Костыль приложился сильнее. Шмыгнул, чмокнул, дернул головой.

– Это животное, мое милое дитё.

– А-а-а, – протянула Даша, – а поч…

– Он офигеть какой большой. Все, угомонилась? – Костыль отставил кружку и начал крутить покурить. Покурить, в основном, состояло из дубовых листьев и совсем немного – из каких-то коричнево-зеленоватых семечек. Азамат и Уколова, заметив их, почти одновременно помотали головами.

– Чего?! – возмутился Костыль. – Не имею права чуть расслабиться?

Азамат не ответил. Достал нож и начал точить. Есть ему не хотелось. Говорить – тоже.

– Ты нам нужен нормальный, – Уколова вздохнула, – проведешь в вагон, доедем до Бугуруслана – и делай что хочешь.

– Что ты нудишь? Тем более, и дальше с вами пойду. Мне как раз в ту сторону надо.

– Зачем?

– Я любопытный, – пожал плечами Костыль, – натура неуемная, алчущая новых ощущений и открытий. И еще я жадный, а мало ли чего для себя там открою. Вдруг найду деревеньку охотников-мещеряков, добывающих пушную зверятину и торгующих шкурками в обмен на интересные истории. Знаешь, кареглазка, сколько я таких знаю?

– Много?

– Больше, чем ты можешь представить. И постоянно собираю. Рассказать, чего услышал, пока вас ждал?

Азамат отложил нож. Придвинулся ближе. Трепать языком можно по-разному. Почему-то сдавалось, что Костыль трепал языком только за-ради пользы. Там да тут шутка-прибаутка, здесь побалагурил, еще чуток стебанул народ, развеселил, мозги засрал, а они и давай в ответ вываливать, чего сами знают.

Чем дальше, тем меньше нравился ему Костыль. Если бы не здравое рассуждение про опасность неведомого пути, что выпал Азамату и остальным, давно бы слил Костыля. Надежно так, вот этим самым ножиком – по горлу, чтобы никак не мог догнать. Не один, само собой.

Никак не мог Азамат въехать в этого самого попутчика, свалившегося, как снег на голову. Вроде бы и сложно подозревать неслучайность встречи… а подозревалось.

– Что узнал? – Уколова сняла куртку. В вагоне ощутимо наваливалась духота. Печки калили, не жалея дровишек. Все окупалось. Еда – своей оплатой, а дрова таскали, пилили и кололи рабы. Тут к ним относились без жалости и хозяйственности. Новые найдутся быстро.

– Ну… – Костыль языком смочил бумагу, склеил самокрутку и попытался пальцами придать той красивый, ровный вид. – Хорошего мало. Ехать, как говорил, час, не больше.

– Ехать час, – Азамат снова взялся за нож, понимая, что все же надо разъяснить, – потому как от бывшей станции сделан поворот в город. Поезд катится до моста через Кинель. Там останавливается. Назад его оттягивает мотодрезина. Это понятно. Что плохого?

Костыль понимающе хмыкнул. Мол, да, так оно и есть.

– Возле Волчьих ям несколько месяцев непонятное творится что-то. Неделю назад вырезали всю Венеру.

Вот так вот. Слухи – не слухи… Шамиля Золотого, значит, нет. И они с Уколовой чуть было не попали в ту мясорубку. Иначе и не могло быть, только мясорубка. Золотой и его люди – не рукожопы, за себя постоять всегда могли.

– Продолжай.

– Похвистневские потеряли за три месяца три дрезины и пару вагонов.

– Потеряли?

– Дрезины нашли быстро, на путях. Каждый раз – одно и то же… Все в крови и кишках, как будто людей через лесопилку пропустили. А сами тела, аккуратно начекрыженные, вдоль насыпи разложены. И не в хаотичном порядке.

– А как? – Уколова прикусила губу. Глаза чуть щурились, почти незаметно. То самое беспокойство, что плещется в них, на самом деле именно такое. Мимика, движения бровей и век, губ, подбородка. Старлей превратилась в слух, пытаясь разобраться уже здесь и сейчас. Молодец.

Азамат успел немного понять ее. И зауважать. Если в начале похода Уколова выдавала вбитые в Новой Уфе мысли и инструкции за свои слова, то сейчас давно стало не до того. Мозги у женщины варили как надо. Анализ, четкость, отметание ненужного. Что можно отыскать в байках местных, испуганных странными нападениями? То-то, что рациональное в них явно есть. И Азамат склонялся к тем же выводам, что и Уколова. Осталось лишь проверить, дождаться, пока та их выскажет.

– Ну… – Костыль прикурил. Горько-сладковатый дымок потек сразу. Даша кашлянула. – Трындят много чего. Но…

– Говори давай, мы не мещеряки, сказки не нужны, – Азамат убрал нож, проведя острием по взятой у Костыля старой газете. Бумага разваливалась без усилия. – Факты.