За ледяными облаками

…жарко полыхал вагон. Пламя трещало пожираемыми досками. Локомотив, оставив лишь копоть, трусливо удирал у горизонта. Не сам локомотив, конечно, но…

Свиные и людские головы пирамидой. Сиреневые веселые пятачки и удивленные до ужаса и кричащие лица. Вороны, клюющие глаза. Жирно чавкающая земля пропиталась кровью на метр, не меньше. Кобылы и свиньи лежали полукругом, вскрытые, развернутые сизо-ало-багровыми цветами. Блестели змеи кишок, растянутые кольцом и сходившиеся к центру семиконечной звездой.

По ее углам, прикрученные внутренностями к арматуринам, обвисшие тела. Первые двое – мужчина с бородой и женщина с ребенком, свисающим из нее на стынущей пуповине. Руки переплетены между собой вырезанными по живому сухожилиями. Отец и Мать.

Из шеи следующего торчит головка кувалды. Рукоять вбита по нее прямо в разодранную плоть. Буквы, вырезанные острым на груди, не оставляют сомнений. Кузнец.

Совсем молоденькая девчонка осталась нетронутой. Её не резали по остреньким грудкам. Писали, макая палец в чернила, взятые у соседа, оставив ей вековечную целомудренность. Дева.

Свиная голова у соседа. Обрезав уши, сумасшедший скульптор вбил сверху старенький стальной шлем. Боевым поясом по животу – снятые с охранников ножи, граната и выпирающие по бокам из разрезов магазины с «пятеркой». Воин.

Предпоследнего он почти пожалел… Предпоследнюю. Седые волосы старухи окрасились в красное из вспоротого горла.

Оставшегося чудовище не пощадило. Белое вперемешку с красным, лохмотья кожи и выломанные ребра. И голова, смотревшая на собственные лопатки. Длинные волосы свешивались вниз грязной тряпкой. Неведомый…

– Я боюсь… – Даша вернулась назад разом. Посмотрела на Азамата. – Очень боюсь.

Уколова прижала к себе заплакавшую и снова закрывшуюся девочку.

Костыль удивленно крякнул, глядя на мизансцену.

– Чё это было? Вы минуты полторы пялились перед собой и пускали слюни. Вы точно в Черкассах заразу не подхватили?

Азамат покачал головой. Сила Даши пугала непредсказуемостью. Увиденное страшило неумолимостью и безумием.

– Она может такое, что тебе и не снилось. Вот и все.

– Ясно. То есть теперь ты должен меня убить для сохранения тайны?

Азамату очень хотелось спросить, бывает ли сивый серьезным. Прямо очень.

– А стоит?

– Не-а-а… – Костыль постучал пальцем по шеврону. – Свобода, брат, – не просто слова. Мне она без надобности. Ваша просто Дарья ни хрена не проста, это ясно после дома Ба. Там же много людей погибло. А просто Дарья явно ухайдакала саму Ба. Мутант?

Уколова кивнула. Даша покосилась на Костыля. Бледная, потная, казавшаяся маленькой-маленькой. Черт-те что, а не поход.

Саблезуб, заснувший было в ногах Азамата, мягко скакнул к Дарье. Положил головищу той на колени, заурчал, игриво наподдал лапой по тонкой ладошке.

Умница, друг.

Азамат кивнул в ответ. Да, мутант. И что?

– Ты снова говоришь вслух, – посетовал Костыль, – думал, это у тебя от усталости. Да ничего, мне все равно. Свобода, землячок, – это рай. А в рай надо идти своими ногами. С чужой помощью спускаются в ад. А я такому не пособник.

– Ни фига себе, – удивилась Уколова, – ты прямо самобытный философ с религиозным уклоном.

– Чего только в жизни не встретишь, о чем только не передумаешь.