За мгновения до...

Кое-кто уже понял, что я не шучу и не настроен на уговоры: дверь открывается и закрывается, выпуская моих гостей. Но только не Кристиан: настигаю гада уже на лестнице, хватаю за футболку так, что та возмущённо трещит по швам:

— Ты не охренел ли? — интересуюсь.

— Я проверю, как она! — отвечает без тени беспокойства.

— Она в своём доме, в своей комнате, в полнейшем порядке и безопасности, можешь быть уверен! — цежу сквозь зубы.

Ненавижу его рожу, ненавижу!

— Не уверен, — та же непоколебимость в голосе. — Пока в этом же доме есть ты, Дам…

В этот момент моя выдержка даёт слабину. Да, я давно хотел это сделать, ещё с тех пор, как он впервые приблизился к ней на гонках. Ещё в тот вечер у меня возникло желание размазать его рожу по новому покрытию трека. Он никогда мне не нравился этот, так называемый брат моей так называемой девушки. Бывшей.

Кажется, я врезал ему с такой силой, будто желал избавиться сразу от обоих. И я бы точно отбил ответный удар его кулака, если бы не накинувшийся сзади вопящий Рон:

— Да какая муха тебя укусила, Дам? Успокойся уже!

Жду, пока боль в животе утихнет, и собираюсь с мыслями:

— ЕЁ, — показываю взглядом вверх по лестнице, — не трогайте оба! Это ясно?

— А ты кто такой? Папа её? Или Господь Бог?!

— Крис, не зарывайся, она же — типа его сестра. Братские чувства у чувака взыграли. Тебе не понять, — делает заключение мой лучший друг.

— Да какие они на хрен родственники? Не больше, чем мы с тобой!

— Слууушай! — лицо друга изображает внезапное озарение.

— Только сейчас понял? Ну-ну… — у Криса постстрессовый приступ смеха.

— Дааам?! Ты что, запал на неё, что ли?

— Заткнитесь оба, — предлагаю.

Мы втроём молчим, и через время я уже осознаю себя сидящим с банкой пива в руках, незаметно вручённой Роном.

— Знаешь что, Крис, — начинает Рон, — я думаю, тебе сейчас стоит притормозить.

— С чего это? Он с моей сестрой, в чём проблема?

— Проблема? Ты серьёзно? Посмотри на него!

Мгновенно расправляю плечи, хотя скрыть то, что происходит в душе, практически невозможно.

— Ей решать, с кем быть. Это будет справедливо. И честно, — не унимается Крис.

— Только не говори, что и ты тоже по уши! — Рон словно не верит сам себе.

— А почему нет? Ева потрясающая, непохожая на других. Самая независимая, непредсказуемая. Она особенная во всём, и я хочу её с того момента, как увидел…

Договорить он не успевает, потому что от слов «хочу её» я снова теряю душевное равновесие. Удары в голову, в живот, в рёбра, но физическая боль не способна вытеснить ту другую боль, от которой так ноет в груди вот уже столько чёртовых недель. Глаза Криса светятся ненавистью и агрессией как у бешеной собаки, и я понимаю, что мы оба с ним на одном и том же крючке. Прежде чем Рону удаётся нас разнять, каждый получает достаточно увесистых доводов в непоколебимости намерений. И я решаю не терять времени:

— Валите оба по домам!

Да, у меня есть козырь, и я собираюсь им воспользоваться.

{John Lucas Scatter My Possessions }

Нахожу в гараже чёрные полиэтиленовые мешки и занимаю голову и руки уборкой, стараясь не думать о ноющих рёбрах и животе.

К трём утра дом приобретает свой обычный вид, я принимаю душ, любуясь на синие разводы на собственном теле, и заваливаюсь спать.

Но глаза не закрываются. Перед ними её заплаканное лицо, и мне невыносимо думать о своём оскорблении. Извинился, но на душе кошки скребут: зачем вообще рот свой открыл? Зачем сказал то, что говорить нельзя? Я ненавижу её мать. Я ненавидел её саму и хотел бы ненавидеть дальше, но… перед глазами её губы, во рту их вкус, и, чёрт возьми, как же тяжело удерживать своё тело в этой постели, когда в каждой клетке зудит желание плюнуть на всё, рвануть вниз, выломать дверь в её комнату и…

И что?

И снова целовать её губы. Много. Долго. Жадно. Так, чтобы нацеловаться уже, наконец.

А потом будь, что будет.

За окном снова шумит дождь. Тихий умиротворяющий шелест.

Поднимаюсь и как есть, в одних только штанах, выхожу на свой балкон.

Конечно, я сразу же вижу её — стоит в белом махровом халате на своей террасе прямо подо мной и, закрыв глаза, наслаждается тем, как прохладная дождевая морось орошает её лицо. Я вижу каждую черту, нежность кожи, каждую каплю, стекающую по переносице, щекам, губам… Особенно губам. У меня останавливается сердце, я перестаю дышать и готов умереть на месте, только бы не выдать себя, не спугнуть её, продлить это мгновение насколько возможно.

Когда её веки открываются, она видит меня, но не двигается. Я, совершенно ополоумевший, нависаю над ней, перекинувшись через борт своего балкона, Ева стоит внизу, вцепившись в поручни террасы — мы замерли в созерцании друг друга, глаза в глаза — магия, непреодолимая сила притяжения. И у меня снова появляется уже знакомое чувство, будто я в реке, и её тёплые, ласковые воды несут моё расслабленное тело навстречу чему-то необыкновенному, желанному. Давно желанному.

Tycho — Plains

Ева