Дамиен стягивает с меня мокрый халат, оставляя в трусах и майке, и укрывает своим серым пушистым одеялом. Моё сердце замирает, мозг лихорадочно обдумывает варианты, отвергая подозрения и призывы разума. А Дамиен, тем временем, скидывает свои, почти насквозь промокшие, штаны, и, совершенно не стесняясь тёмно-синих боксеров, залезает ко мне, укладывается рядом, прижавшись всем телом.
Мы, две ледышки, обнимаем друг друга всем, чем можно обнять, и замираем, стараясь согреться. Я чувствую губы на своём виске, тёплое дыхание, удары сердца под моей ладонью. Слышу бесконечный Ванкуверский дождь за окном, который неугомонно шепчет нам обоим:
«Спешите! Спешите! Спешите! Любите, любите, любите! Пока молоды, пока можете…»
Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на притихшего Дамиена, и вижу, как плотно сжаты его веки, как расслабленно приоткрыты губы — он спит. Именинник погрузился в сон в полном безмятежном спокойствии и доверии. Вчера ему исполнилось только девятнадцать лет…
Кладу голову на его плечо, закрываю глаза, и мягко проваливаюсь вслед за ним, смутно слыша размеренное биение наших наивных сердец.
Глава 31. Конфеты и букеты
Первое «наше» воскресенье началось в двенадцать часов дня. Мы просто спустились на кухню, и каждый занял себя очень-очень важным делом.
Сидим у барной стойки друг напротив друга, теперь уже ощущая неловкость и отводя взгляды всякий раз, как они сталкиваются. Если бы не почти постоянная улыбка Дамиена, я бы подумала, что он УЖЕ жалеет о прошлой ночи. Хотя, что о ней жалеть? Ничего ведь не было! Ну, кроме, разве что, поцелуев и мертвецкого сна в объятиях друг друга. Странная вещь: я впервые провела ночь в постели мужчины, должна была бы переживать, нервничать, дёргаться, да хотя бы заснуть с трудом! Но ничего этого не случилось, моя голова и все прилегающие части тела провалились в сон и очнулись только утром, умирая от жары — вокруг меня было очень много горячего и даже жаркого Дамиена.
— Тебе кофе или чай? — спрашиваю.
— Чай, — улыбается. — С лимоном.
— Конечно…
Куда же он без лимона.
— Тебе тосты намазать маслом? — допытывается всё с той же улыбкой.
— Да, наверное…
Я никогда ни в чём не уверена.
— Тост, сливочное масло и кусочек солёной сёмги… — комментирует свои действия, — это очень вкусно! Это почти тапас!
— Почему почти? — спрашиваю, только чтобы поддержать разговор и не молчать.
— Потому что в тапасе было бы оливковое, но со сливочным куда как вкуснее!
Дамиен просто отвечает на мой вопрос, и я не чувствую в нём напряжения, сквозящего ожидания «а что же дальше?», как у меня.
Да, с самого того момента, как я разлепила свои глаза часов в десять, мой мозг не прекращал попытки проанализировать произошедшее и понять, в чём подвох. Ну, должен же он быть!
Он должен был быть…
Но проснулся Дамиен, заглянул в глаза, и все теории рассыпались. Потом были его губы: нежно, кротко, словно не решаясь, на щеке, затем, уже смелее, у виска, и совсем отважно на мои губах — с чувством, нежностью и даже небольшим напором.
В итоге, было принято решение пока отнестись ко всему несерьёзно, как к случайно найденной любимой книге в редком издании, которую нужно отдать хозяину или вернуть в библиотеку.
Днём Дамиена не было дома — пропадал по своим бесконечно важным делам. Ближе к ночи я уже начала жалеть, что отшила Либби с её планами на вечер, пока мой сводный брат буквально не влетел в холл, улыбаясь:
Jessica Brown-Findlay (Abi) — Anyone who knows what love is (Black Mirror)
— Поедем в бассейн?
— Поедем, — улыбаюсь. Чуть-чуть.
Сердце, правда, готово сигануть вон из груди от радости, но кроме меня ведь об этом никто не знает! Неужели же и Еву, сводную сестру звёздного Дамиена Блэйда, наконец, возьмут в этот легендарный работающий по ночам бассейн?
Мы летим по пустынному шоссе молча, лишь изредка переглядываясь и улыбаясь. Чуть-чуть.
Я смотрю на дорогу, то прямую, то петляющую лентой, огни светофоров, пролетающие сосны, пихты и ели Кокуитлама. Город спит, отдыхает от одного буднего дня, готовясь к другому, и только мы двое едем посреди ночи в бассейн. Но нам можно, ведь правила не писаны для тех, кто юн и пребывает в самом уникальном и самом незабываемом времени жизни — в ванильно-сахарном, медовом, конфетно-букетном периоде. Наши души, как и тела, застыли в предвкушении, ожидании и нетерпении. Глаза ищут взгляд другого, руки мечтают трогать всё, что можно и что нельзя, но пока ещё не решаются. Как и губы… Потому-то мы так и улыбаемся, будто оба — немножко сумасшедшие. Совсем чуть-чуть.
Легендарное Пуарье оказывается обычным рекреационным центром, спящим тихим заслуженным сном после долгого трудового дня.
Дамиен достаёт карточку, открывает служебный вход.
— Откуда у тебя ключ? — интересуюсь.
— Мать Рона работает в администрации этого центра, — подмигивает.
— А она в курсе?
— Конечно.
И вот в этом «конечно» я очень сильно сомневаюсь.
Внутри тихо и нет ни единой живой души. Очевидно, мы приехали первыми.