Она такая мягкая, нежная, с огромными зелёными глазами. Волосы шёлковые, цвета спелой пшеницы. Никогда не видел спелой пшеницы, но думаю, именно так она и выглядит. Не слишком длинные волосы прикрывают высокую шею. Она иногда встряхивает волосы, и они как ширмой закрывают сбоку её лицо. Она моего роста и довольно плотная, но в меру. Ноги, как вы понимаете, стройные, слегка полнее, чем у манекенщиц. В тот день она была в сапогах-ботфортах, лосинах и черной полупрозрачной кофте. Мода тогда такая была.
Кого она ждала у лифта? Кого бы она ни ждала, дождалась она меня. Дьявол подставил мне её у лифта. Но я тогда на эту приманку не клюнул. Вернее, клюнул, но не заглотнул. Поговорили пару минут, пока ехали в лифте. По-моему, завлит даже обиделась, что я уделяю внимание другой женщине.
Мы ещё немного прошли по коридору, и она успела сообщить, что знает меня и ей нравится то, что я делаю. Она успела сказать, что работает здесь в театре актрисой, а на телевидении и в кино подрабатывает. Ещё она успела, как бы нехотя, а может, и действительно нехотя, дать мне номер своего телефона. Он до сих пор в моей записной книжке, и я почему-то до сих пор переписываю его в новые книжки.
Конечно, она красивая. Даже слишком красивая для меня. Но почему-то я не клюнул с первого раза. Не до неё было. Или «счастью» своему не поверил.
Поговорил, записал телефон и пошёл заниматься своими делами. Мы с завлитом обсуждали возможность переделки одной новеллы Моруа в пьесу. Ситуация в новелле забавная. Один писатель ушёл от своей жены к любовнице. Пожив несколько лет с любовницей, писатель умер. Обе женщины ненавидят друг друга, но нужно издавать его книги, и они объединяются, становятся лучшими подругами. Если пригласить двух знаменитых актрис, например Ольгу Яковлеву и Марину Неёлову – любимых моих актрис, а писателя сделать живым и пригласить на эту роль Гафта или Лазарева-старшего, получится замечательный спектакль. Пьеса на троих. И поехать можно в любые гастроли. Об этом мы и говорили.
Я иногда думаю, почему стал сценаристом, драматургом. Заметьте, я не говорю писателем. Писатель – это что-то особое. Писатель – это призвание. Писатель, говорил один мой друг, – это подвиг. Я на подвиг не способен.
Я не стал инженером, хоть и окончил технический вуз. Я не стал филологом, хотя однажды в школе получил за сочинение пять с плюсом. Я стал драматургом, хотя ничто не предвещало этого.
Правда, ещё в техникуме я писал какие-то миниатюрки. В юности писал стихи, но кто их не пишет в юности. Потом в институте у нас был сатирический коллектив, и, чтобы участвовать в нем, я писал студенческие миниатюры. Очень хотелось выделиться. Хотелось выступать и как-то обратить на себя внимание. Я небольшого роста, конопатый с детства, не отличаюсь особой красотой и физической силой. Однако не лишён честолюбия и тщеславия. Маленький, самолюбивый человек, которого унижают. Из таких маленьких и настырных получаются «наполеоны».
Что должен делать маленький, обиженный человечек, чтобы чувствовать себя большим? Он должен учиться лучше других. Если, конечно, есть способности. И я был круглым отличником. Он должен выделяться хоть чем-то. И я в школе пел со сцены. А если бы не было голоса, я бы читал стихи или стоял на голове. Что-нибудь, но придумал бы.
Если маленький человек не может выделиться внешностью, не может понравиться девушкам ни лицом, ни ростом, ни прочей фактурой, он должен говорить так, чтобы его интересно было слушать. Я так заливал, что все вокруг покатывались со смеху. Меня никогда, нигде, ни в пионерлагере, ни на танцплощадке, ни на вечерах девушки не приглашали на белый танец. Были такие танцы в те ещё времена. На меня никогда не оглядывались женщины на улицах. Высокому и красивому парню достаточно было молчать в компании, чтобы понравиться. Он, красивый парень, мог на свадьбе встать и сказать тост «за здоровье жениха и невесты» – и всё. Вот такой вот оригинальный тост. А мне надо было что-то выдумывать, мне надо было столько наговорить в своём тосте, чтобы или смешно, или грустно, или ушло. Хорошо бы всё вместе. И я старался, и я говорил, а люди смеялись или плакали, во всяком случае, слушали меня. А сколько мучений принесла мне моя стеснительность! Подойти, пригласить девушку на танец. Я просто умирал от страха: а вдруг она откажет? Не говоря уже о том, чтобы с кем-то познакомиться. Вот так подойти на улице и познакомиться. Казалось бы, ну что тут сложного? Подойти, поздороваться. Спросить, не важно о чём.
Это теперь я понимаю, что, если ты ей симпатичен, она с тобой поговорит, а если нет? Она же могла послать куда подальше. Она может не отвечать, отвернуться. И ты остаешься будто ведром воды облитый.