За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Примерно в 120 километрах к югу от Пскова, древнего красивого города у западных границ России, остался нетронутый кусок русской сельской местности XIX века — река Сороть, широкие пастбища, леса, ветряная мельница, три барских дома в старинном стиле. Нигде ни единой заводской трубы или электрического столба. Это Михайловское, где Пушкин жил в ссылке и где он написал многие из лучших своих творений. Впрочем, то, что можно увидеть сегодня, — это иллюзия. Михайловское неоднократно сжигалось разъяренными крестьянами, враждующими бандами, за него воевали во время Второй мировой войны. Оно сохранилось и выглядит так, как я сказал, благодаря тому, что было возрождено неутомимым Семеном Гейченко, сыном старшины императорской конной гвардии. До войны Гейченко был хранителем музея и ученым. Во время «чисток» его арестовали; когда началась война, отправили на фронт в штрафной батальон; на войне он потерял руку. Он жил неподалеку от усадьбы Пушкина, в деревянном доме, заполненном самоварами, церковными колоколами и бесчисленными портретами, изображавшими его самого. Гейченко пришлось бороться с вандалами, которые хотели исковеркать местность, возведя здесь современные промышленные предприятия. И он победил. Ландшафт был делом его рук, так же как и строения — точные копии деревенских домов и усадеб конца XVIII века, как бы вновь родившиеся из пепла войны: Михайловское — имение матери Пушкина, Петровское, где жил дед поэта, эфиоп по происхождению, Ганнибал, и Тригорское — здание полотняной фабрики (имение сгорело), где когда-то обосновалось семейство Осиповых-Вульф, послужившее прототипом героев пушкинского «Евгения Онегина»: Татьяны и ее семьи.

Всегда энергичный, величественно красивый, несмотря на свои 80 с лишним лет, Гейченко был одним из настоящих героев России — мужчин, которые перебивались тяжелейшим трудом, подчас за самое мизерное вознаграждение, лишь бы сохранить физические следы своей культуры. Я выразил свое восхищение этим человеком, сказав об этом его жене, Людмиле Джалаловне, с которой он познакомился в военном госпитале в Дагестане. «Не думайте, что он сделал все это один», — ответила она не без некоторой горечи.

Какие бы перспективы либеральных перемен ни открывались перед русским государством в начале XX века, все они были уничтожены войной и революцией. Победившие большевики освоили и использовали для своих целей институты автократического государства. Система, созданная ими, была жестокой сатирой на то, что было раньше. Однако ничего смешного в этом не было. На этот раз новая полицейская организация — Чека[17] была преисполнена решимости. Ее действия, активно поощряемые Лениным, с самого начала основывались на открытом применении террора. Сталин довел большевистскую логику до абсурда. Его режим был почти уникально чудовищен. Подобно Ивану Грозному, он взялся за раздробление общества с целью утверждения своей личной власти. Его политическая практика была такова, что делала жестокость выгодной — как способ выражения революционного пыла, как средство демонстрации рвения в надежде, что молния ударит не в тебя, а в других, и как единственный способ чего-либо добиться в условиях системы, где все нормальные мотивации были уничтожены. Он сознательно подавлял все естественные людские связи, как на уровне семьи, так и государства в целом. Советских детей призывали восхищаться примером Павлика Морозова, который донес на своего отца. В своем личном экземпляре «Государя» Макиавелли Сталин подчеркнул пассаж, где автор приходит к выводу: для правителя лучше, чтобы его боялись, чем любили. Сталину удалось добиться того, что большинство граждан любили его почти так же сильно, как боялись. Такова изнанка политического гения.

В результате сталинских репрессий и жестокой экономической политики почти каждый гражданин России потерял близкого родственника. Семья Горбачева была почти полностью уничтожена в 1933 году во время спровоцированного голода, который сопровождал сталинскую коллективизацию сельского хозяйства. Во время «чисток» оба его деда были арестованы. Деда его жены расстреляли, и он был «реабилитирован» лишь в 1988 году, через три года после того, как Горбачев пришел к власти.

Владимир Лукин, видный поборник реформ в последние годы горбачевской эры и впоследствии посол в Вашингтоне, родился в 1937 году, в самый разгар Большого террора. Вскоре после его рождения арестовали отца. Мать пошла к местному партийному начальству и в НКВД доказывать, что ее муж ни в чем не повинен. Один из местных офицеров НКВД с большим риском для собственной карьеры предупредил ее, что, если она будет продолжать шуметь, ее тоже арестуют. Она не послушалась его совета забрать ребенка и где-нибудь спрятаться и вскоре после этого была арестована. Соседка, жена другого офицера НКВД, кормящая мать, вскармливала маленького Лукина, пока из Москвы за ним не приехала его бабушка.