За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Интеллектуальные проблемы, возникшие в связи с существованием и возможным применением ядерного оружия, были одними из самых серьезных, с какими когда-либо приходилось сталкиваться государственным деятелям. Самые крайние идеи обсуждались в то время вполне здравомыслящими и порядочными людьми с обеих сторон и казались неправдоподобными, а теперь, задним числом, представляются немыслимыми. Когда отдельные личности или даже целые группы готовы умереть за свою свободу или за тот или иной идеал, это их право. Но следует ли из этого, что какая-либо группа лиц имеет право обречь весь человеческий род или значительную его часть на гибель в ядерной катастрофе во имя какой-то идеи? Стратегия гарантированного взаимного уничтожения была гигантской игрой. Возможно, она была даже блефом. Как пишет Джеффри Хоскинг, «угроза оружием, которым невозможно воспользоваться, не подвергнув уничтожению самих себя, всегда содержала в себе элемент неуемной фантазии»[23]. Вице-президент Никсон еще в 1958 году публично признал, что американцы вряд ли пошли бы на риск потерять Филадельфию ради того, чтобы отомстить Советам за их ядерный удар по Парижу. В одном из тогдашних документов Уайтхолла говорится, что мы приближаемся «к ситуации, при которой ядерный пат будет полным. Та или другая сторона может временно или долгое время обладать превосходством в одной сфере, но это превосходство будет по определению ограниченным; каждая сторона будет знать, что, если даже она нанесет удар первой, у другой стороны останется практически неограниченная разрушительная способность».

Мы, служащие чиновники, сумели убедить себя в том, что обоюдное запугивание обеспечит обоюдную сдержанность. Так и случилось. Политика Запада принесла свои плоды. Его готовность перейти ядерный порог ни разу не подверглась проверке, так как Советы под конец дрогнули. Однако будущие историки наверняка будут удивляться тому, что наше поколение было готово идти на такой громадный риск[24].

На протяжении многих лет на Западе считалось общепринятым, что «холодная война» была делом рук Сталина и результатом мирового коммунистического заговора. Так же как «Таймс» в 1829 году, люди утверждали, что русское государство — на этот раз советское — было исполнено решимости любой ценой расширить свои границы. Отчасти как реакция на эту точку зрения и возникла школа ревизионистов, доказывавшая в то время и позже, что «холодная война» началась из-за стремления Америки к военной и экономической гегемонии и ее нежелания считаться с законными интересами Советского Союза. Сторонники обеих названных версий приписывали политикам, генералам, производителям вооружения и шпионам неправдоподобную хитрость и компетентность. И обе они были грубейшим упрощением.

Сталин был, несомненно, подлым диктатором. А советская политическая и экономическая система была порочной и недееспособной. Конфликт с капитализмом был прочно укоренен в государственной идеологии. Америка же явно не была диктатурой, и ее экономика, начиная с 1945 года, почти непрерывно процветала, несмотря на предсказания коммунистов о грозящем ей неминуемом крахе. В период «холодной войны» как Советский Союз, так и США осуществляли своего рода имперский контроль над своими партнерами. Но партнерство с Советским Союзом не было добровольным, и советская империя сохранялась с помощью силы. Тогда как партнерство с Америкой, по крайней мере в Западной Европе, было добровольным, и американцы никогда не испытывали искушения применить там силу. Обе стороны в «холодной войне» совершали грубые ошибки и глупости. Однако это не означает, что между ними не было никакой разницы. Счастье, что верх одержала американская мощь и американская воля, хотя с этим вряд ли легко согласятся русские.

Контуры «холодной войны» вчерне определились тем положением, в каком очутились победители, когда смолкли пушки. В 1943 году Советы продемонстрировали в битве под Курском, крупнейшем в истории танковом сражении, что они могут теперь побивать немцев их же оружием — с участием бронетанковых сил. В то время их западные союзники еще не высадились на европейском континенте. Когда западные войска вторглись в Нормандию, Советы начинали прорыв, который десятью месяцами позже привел их в Берлин. Неудивительно, что, по мнению русских, войну выиграли они при небольшой помощи со стороны союзников. Даже менее беспощадный вождь, нежели Сталин, последовал бы древнему девизу: «Победитель получает все». После 1945 года установление господства Советского Союза над Восточной и Центральной Европой было неизбежным. Запад ничего тут не мог поделать, разве что начать войну, или же Советскому Союзу надо было бы радикально перемениться. Первый вариант был Западу нежелателен, над вторым он был не властен.