За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Стройно-импозантная жена Моисеева Галина, по-видимому, считала, что он немножко позер. Однако он был достаточно способным человеком, так как закончил Академию Генерального штаба одним из пяти золотых медалистов. Г-жа Тэтчер находила, что «его манера вести себя выделяла его как человека необыкновенного ума и сильного характера». Он охотно приходил на официальные приемы в посольство, но, когда я пригласил его прийти с женой и еще несколькими военными вместе с их женами на неофициальный обед, ему очень не хотелось назвать какую-то определенную дату. В итоге он сдался, когда я сказал, что он уклоняется из трусости. Обеду предшествовали напряженные переговоры сначала между мной и моими военными атташе, а затем между военными атташе и Министерством обороны по поводу того, надо ли участникам обеда быть в военной форме. Наконец, военные договорились, что одежда должна быть штатской. Это была ошибка. Я еле узнал Моисеева в его светло-сером костюме советского пошива и светло-серых штиблетах. Они не шли ему. Он преподнес Джилл розы, выращенные в собственном саду, и говорил со своим обычным энтузиазмом о внучке и о сибирских казаках. Несколькими неделями позже он подвергся опале в связи с его предполагавшимся участием в августовском путче 1991 года. Через много лет я пригласил его на обед в Лондоне. Это был человек, полный горечи, но сохранивший былое обаяние и одетый на этот раз гораздо наряднее.

Некоторые советские генералы были более склонны к размышлениям. Маршал Ахромеев, возглавлявший Генштаб до Моисеева, был вдумчив, спокоен, рассудителен, вежлив, по-военному корректен и глубоко консервативен. У него было удлиненное лицо, голубые глаза с насмешливым огоньком, квадратный череп и коротко подстриженные волосы. Он участвовал в обороне Ленинграда, а после войны служил на Маньчжурской границе в условиях настолько примитивных, что его последующее назначение в Белоруссию представлялось его жене столь же романтично-заманчивым, как переезд в Париж.

У генерала Родионова были седые волосы, подстриженные ежиком, и интеллигентная внешность французского полковника парашютно-десантных войск. Во время расстрелов в Тбилиси в апреле 1989 года он был командующим Закавказским военным округом. Его сделали козлом отпущения в этом запутанном деле и послали руководить Академией Генерального штаба, чтобы не путался под ногами. Ельцин назначил его в 1996 году министром обороны. Он усвоил уроки крушения Союза и разработал разумный план, по-новому определявший роль вооруженных сил и предусматривавший резкое сокращение их численности и оснащение новым вооружением. Но он не был достаточно искусным политиком или администратором для того, чтобы претворить в жизнь свои дорогостоящие идеи в условиях, когда Россия находилась в состоянии экономической разрухи. Через несколько месяцев его бесцеремонно уволили. После гибели подводной лодки «Курск» в сентябре 2000 года он напечатал в одной московской газете эмоциональную статью, упрекая военные власти в равнодушии к жертвам и непрерывной лжи. «Только свободная печать, — писал он, — может раскрыть истину». Таких слов я никогда не ожидал услышать от русского генерала.

Генерал Волкогонов сломал интеллектуальный панцирь, в котором застряли столь многие из его коллег. Он тоже был родом из простой семьи сибиряков. Отец его был расстрелян в 1937 году, а его брат все еще оставался простым рабочим. Первый раз он принял меня весной 1989 года в полном обмундировании генерал-полковника в Институте военной истории на Ленинских горах. Прежде чем стать профессиональным историком, он был заместителем начальника политуправления Министерства обороны, отвечавшим среди прочего за психологическую войну в Афганистане. Открытый, искренний, с большим чувством юмора, тщеславный, насмешливо умный — таким был этот человек, и мне трудно было представить его в роли комиссара, ортодоксального политрука, этого неизменного персонажа множества советских военных фильмов. К тому времени, когда я с ним познакомился, он уже начал ратовать за ликвидацию ячеек коммунистической партии в армии. Он получал огромную враждебную почту из-за недавно опубликованной им новой оценки роли Сталина, основанной на архивах Министерства обороны, к которым он имел доступ. Конечно, наиболее секретные документы из архива исчезли, поскольку Сталин прибегал к различным маневрам, чтобы сохранить свое место в истории. Как сказал мне Волкогонов, в конце 20-х годов Сталин потребовал, чтобы ему показали документы, относящиеся к советско-польской войне 1920 года, в которой он сыграл бесславную роль. Когда архивист затребовал их обратно, Сталин сказал, что они уничтожены, поскольку не представляли никакого исторического интереса: то был зашифрованный смертный приговор несчастному архивисту.