За Москвою-рекой. Книга 1

— Уже устроились? Здравствуйте, Матрена Дементьевна, здравствуйте, товарищ директор! С новосельем!

— Аграфенушка! Заходи, заходи! Легка на помине, мы с Алексеем только про тебя говорили. Раздевайся, садись. Познакомься, Алексей, — обратилась она к сыну. — Вот она, Аграфена Ивановна. Она здесь в ткацком работает.

— Спасибо, некогда мне рассиживаться-то! Узнала я, что Матрена Дементьевна приехала, вот и забежала на минутку поглядеть, как устроились, не нужно ли чего?

— Да ты раздевайся, выпей чайку с нами, закуси.

— Сынок у меня дома один, спать не ляжет, пока я не приду.

Все же Аграфена Ивановна сняла пальто, набросила платок на плечи и села за стол.

— Небось вырос твой Серега, большой стал?

Матрена Дементьевна налила гостье стакан крепкого чая.

— Еще бы! Он с войны на фабрике красильщиком работает, успел помощником мастера стать, — сказала Аграфена Ивановна с гордостью и вздохнула. — Жаль, отец погиб, — мечтал выучить сына на инженера. Не пришлось. Сейчас парень учится в заочном техникуме.

— Честное слово, Аграфена Ивановна, — сказал Власов, — это даже лучше: толковым специалистом будет! Я тоже окончил институт без отрыва от производства. Станки знаю не хуже любого инженера, потому что долго ткацким поммастера работал.

— Зря про себя расписываешь, Алеша! Она тебя хорошо знает! — вставила мать.

Власов удивленно взглянул на гостью.

— Что смотришь? Раньше мы с Груней в одной казарме жили, — на Носовской-то фабрике. Помнишь, Груня, как мы в разные смены попросились, чтобы по очереди нянчить Алешу?

— Как не помнить! Вспоминаю вот, как ты Алексея Федоровича от околоточного отбила.

— А я что-то забыла…

— Ну, как же! Когда Варвару похоронили, пришел к нам в казарму околоточный, хотел забрать сироту в приют. Ты — в слезы. Прижала малыша к груди: «Не дам! Он родной сестры сын, племянник мне. Сама его выхожу». А околоточный ругается: «Дикий народ, говорит, самим жрать нечего, а еще берут на себя обузу». Плюнул и ушел.

— Что же оставалось делать! У них в казенных приютах сиротки мерли, как мухи, — сказала Матрена Дементьевна.

— Ох, и горласты вы были, Алексей Федорович! Кричали, как одержимый, никому спать не давали. Приходилось брать вас на руки и во двор выходить — боялись мы, что выставят нас из казармы.

— Оказывается, вы тоже нянчили меня. А я и не знал! — Растроганный Власов улыбнулся.

— Разве я одна? Всей казармой заботились!.. Ой, заболталась я! Пора домой, Сергей беспокоиться будет. Спасибо вам! — Аграфена Ивановна встала.

— Заходи еще! — У дверей Матрена Дементьевна зашептала ей на ухо: — Только смотри, на фабрике не болтай про старое: он не хочет, чтобы люди знали, что я не родная мать ему.

Аграфена Ивановна понимающе кивнула головой.

3

На новом месте спалось плохо, от усталости ныли кости, а тут еще воспоминания нахлынули. Душу взбудоражил разговор с Аграфеной Ивановной. Матрена Дементьевна ворочалась с боку на бок, тихонько вздыхала. «Старое лучше не ворошить, что в том толку?» — внушала она себе. Но невольно в утомленном мозгу возникало давно минувшее, редел туман, заволакивавший былые события, и образы некогда дорогих сердцу людей воскресали в памяти.

…Вот она, худенькая десятилетняя девочка, с длинными русыми косами, живет с матерью в плохонькой, почерневшей от времени избушке на краю деревни. Ни земли, ни коровы, ничего-то у них нет, одна коза. Отца она помнит смутно. В памяти сохранились только его рыжая борода лопатой да голубые глаза. Отец уехал в город на заработки, когда ей было семь лет, да так и не вернулся. Говорили, будто под поезд попал. Мать не верила и три долгих года ждала мужа, глаза проплакала и наконец, потеряв всякую надежду, заказала панихиду за упокой души раба божьего Дементия…

Летом в деревне привольно, можно бегать по лугам, по лесам, рвать цветы, собирать ягоды, грибы, играть с подружками, благо тепло и ненужно обуви. Но мать все сердится, все повторяет: «Ты сиротка. Мы бедные». Будто бедным и поиграть нельзя! Она заставляет Матрену нянчить соседских ребятишек — за это осенью им дадут немного хлеба, картошки. Мать работает у чужих людей, возвращается домой усталая, разбитая.