За Москвою-рекой. Книга 1

— Очень даже просто! Товар красить — не гайки завинчивать, это понимать надо. Если хочешь знать, красильщик самый важный человек в нашем деле. Недаром до революции хозяева выписывали красильных мастеров из-за границы — немцев, англичан, — большие деньги им платили. Нашему брату, русскому, эту премудрость не доверяли. Чудно получалось, ей-богу: машины — иностранные, мастера — немцы, а рабочие — русские!

— Зато теперь все ваше, народное! Итак, за успехи, за процветание нашей Родины! — Власов осушил кружку до дна, пожал протянутые ему руки.

Во втором часу ночи он разыскал Никитина и пригласил к себе на ужин.

— Позовите всех: Полетова с его девушкой, Леонида, Анну Дмитриевну, Наташу — и поскорее приезжайте. Я побегу предупрежу мать!

Не прошло и часа, как столовая Власовых наполнилась веселым шумом. Матрена Дементьевна хлопотала возле стола, угощая проголодавшихся гостей:

— Берите огурчики, капусту, сама насолила! Николай Николаевич, почему ничего не кушаете? Анна Дмитриевна, еще кусочек рыбки. Сережа, бери салат, очень вкусный, — соседке своей положи. Кушайте, дорогие, кушайте! Нынче пироги у меня особенные, во рту тают!..

Выпили за Новый год, за успехи. Николай Николаевич предложил тост:

— За славных текстильщиков, украшающих жизнь людей.

Анна Дмитриевна села за пианино и заиграла старинную русскую песню про молодую пряху.

Гости подхватили знакомую мелодию:

В низенькой светелке огонек горит.
Молодая пряха под окном сидит.
Молода, красива, карие глаза,
По плечам развита русая коса…

— Эх, тряхнуть стариной, что ли? — Власов встал. — Мама, где мой баян?

— В моей комнате, на сундуке.

Власов принес баян, сел и, по-молодецки растянув мехи, запел приятным низким голосом:

Во субботу, — день ненастный…
Э-эх! Нельзя в поле,
Нельзя в поле работать…

Лицо его преобразилось, непривычная, мягкая улыбка скользнула по помолодевшему лицу.

Матрена Дементьевна, вытирая украдкой слезы, негромко сказала:

— Когда ты поешь, Алеша, ну прямо отец твой Федор перед глазами!

— Не будем, мама, сейчас вспоминать… Анна Дмитриевна, сыграйте что-нибудь веселенькое! — Власов подсел к Милочке и налил себе и ей вина.

Милочке было удивительно хорошо и спокойно в этот вечер, и люди, окружавшие ее, казались ей близкими, словно родными. Как все это было не похоже на то, что она видела каждый день дома!

— Каюсь, я представляла вас совсем-совсем другим! Даже не хотела идти к вам, Сергей силой затащил, — нагнувшись к Власову и улыбаясь, прошептала Милочка.

— Я знаю каким! — Он сделал глоток вина. — Злодеем, сбивающим с праведного пути Леонида, лишь бы насолить вашему отчиму! — Заметив ее смущение, Власов добавил ласково: — Ничего, не огорчайтесь! В жизни всякое бывает… Очень рад, что больше не кажусь вам злодеем!

На другом конце стола Леонид настойчиво уговаривал Наташу:

— Приезжайте завтра к нам в Сокольники — погуляем, подышим свежим воздухом. У нас так хорошо! Ну как, договорились?

— Не знаю…

— Ну что там «не знаю»! Решено! Я жду вас ровно в три у входа в метро. Если у вас есть коньки, захватите с собой, покатаемся…

…Расходиться начали в четвертом часу. Первым поднялся Николай Николаевич и подал знак сестре, за ними последовали остальные. Власов тоже оделся, чтобы проводить Анну Дмитриевну до дома.

Матрена Дементьевна задержала Сергея у дверей и сунула ему в руки сверток.

— Гостинцы, для матери.

— Ну что вы! У — нас все есть…

— Бери, бери и не рассуждай! Твоя мать все равно что сестра мне. Передай поклон, скажи, что завтра я непременно зайду к ней.

На улице все почему-то притихли, шли молча. В эту морозную ночь пустынные улицы Москвы, покрытые только что выпавшим снегом, выглядели особенно нарядными. Из освещенных окон приглушенно доносились песни, музыка; за занавесками виднелись нарядно убранные елки в разноцветных огоньках. Старые, купеческие особняки Замоскворечья, припорошенные снегом, казались до смешного маленькими рядом с новыми, многоэтажными домами, выросшими за последние годы…

Расстались на Серпуховке. Николай Николаевич и Наташа направились к себе на Донскую. Сергей, Милочка и Леонид решили пойти на Красную площадь и зашагали по Ордынке. Власов и Забелина свернули на Пятницкую.

Анна Дмитриевна с затаенной радостью смотрела на казавшееся ей новым и незнакомым лицо Власова и поэтому не очень удивилась, когда услышала его вопрос:

— А бывает с вами такое, когда кажется, будто вам подчинено все в мире, что вы преодолеете любое препятствие?

— Вам сегодня очень хорошо, да?

— Да! Хорошо, очень! И, кажется, это еще и потому, что в моей жизни появились вы.

— Я?

— Да, вы.

Они замолчали и шли медленно, прислушиваясь к поскрипыванию снега под ногами…

У подъезда многоэтажного дома Забелина остановилась.

— Вот мы и пришли.

— Уже? — Власов смутился, покраснел и с огорчением сказал: — Так быстро дошли!

— Поздно уже, и я устала, — тихо сказала она.

— Очень прошу, показывайтесь в наших краях почаще!