Он наклонился, поцеловал ей руку и, повернувшись, быстро зашагал по пустынной улице.
Стоя в дверях, она смотрела ему вслед.
«В моей жизни появились вы», — вспомнила она его слова, и ощущение счастья теплой волной охватило ее…
Придя домой, Власов не стал ложиться. Он был полон впечатлений, и спать ему не хотелось.
— Подумать: у такой матери такие хорошие дети, — заговорила Матрена Дементьевна, убирая со стола.
— О ком ты, мама?
— О Леониде и его сестре, о ком же! Правда, девчонка, видно, избалованная, но ничего, попадет в хорошие руки, образумится. Твоя Анна Дмитриевна тоже симпатичная, простая такая, добрая. Она мне понравилась… Чем тебе не пара?
— Удивительный ты человек, мама! По-твоему, я такой неотразимый, что стоит мне захотеть, слово сказать — и любая женщина побежит за мной! — Он покраснел, встал и ушел к себе.
Закрывая форточку, он долго стоял на табуретке возле окна и, чему-то улыбаясь, смотрел на плывшую по морозному небу луну…
Глава шестнадцатая
Третьего января чуть свет Власов пошел на комбинат, чтобы успеть к пуску фабрики.
Не простое это дело — запуск цехов со сложным оборудованием после двухдневного перерыва, в особенности зимой. Даже за такое короткое время огромные корпуса охлаждаются, застывает в коробках масло, растягиваются приводные ремни, не тянут моторы, и станки «хлопают». Бывает и так: они не идут без всякой видимой причины. В такие дни, по установившейся традиции, к началу первой смены собираются все командиры производства, ремонтники, наладчики, электрики, запасные поммастера, — запуск фабрики приобретает торжественный характер.
Но на этот раз все складывалось на редкость удачно. Уже через полчаса после запуска фабрики главный диспетчер, разыскав Власова в ткацком цехе, доложил, что все цехи пущены вовремя и работают нормально. Не успел Власов вернуться к себе, как прибежал к нему в кабинет главный бухгалтер Варочка и с веселым видом сообщил:
— По моим предварительным подсчетам, план по снижению себестоимости и накоплениям будет выполнен. Следовательно, будет и директорский фонд. Хоть небольшой — все же будет.
— Замечательно! Завершим реконструкцию, даже если главк не даст нам денег!
— Согласно инструкции Министерства финансов от тысяча девятьсот тридцать третьего и сорок седьмого годов вы имеете право израсходовать на приобретение и улучшение производства не более двадцати пяти процентов директорского фонда. Однако должен вас предупредить: во-первых, использовать эти деньги можно не раньше, чем утвердят годовой баланс; во-вторых, их будет слишком мало. К нам уже поступили счета на двести восемьдесят тысяч рублей.
— Как же быть?
— Тысяч сто наскребу. С остальными платежами будут большие неприятности.
— Сидор Яковлевич, выручайте! Найдите выход — иначе поставщики прекратят отгрузку материалов. Нельзя ведь остановиться на полдороге!
— Да… задали вы мне задачу! Ладно уж, семь бед — один ответ. Попытаемся обойти банк и оплатить долги за счет будущего директорского фонда, а там видно будет. Может быть, еще главк отпустит немного денег.
— На это у меня надежда слабая. Постараемся выкрутиться собственными силами. Наведем строжайшую экономию во всем, заработаем за этот год большой директорский фонд. У меня к вам еще одна просьба, но прежде я хочу проехать с вами в общежитие.
— Речь опять о, деньгах?
— Ничего не скажу, пока не увидите все собственными глазами!
Власов позвонил, вызвал к себе коменданта и, посадив его и бухгалтера в машину, поехал.
Накануне Нового года Власов побывал во всех домах, принадлежащих комбинату, и ужаснулся, увидев, в какой тесноте живут рабочие, и сейчас решил показать все это Варочке.
За товарной станцией, на берегу замерзшей речушки, машина остановилась около двух низеньких зданий, напоминавших скорее овощехранилище, чем человеческое жилье. Штукатурка облезла, оконные рамы покривились. На крышах из-под снега торчали куски плохо прикрепленного толя.
В первом бараке, куда они вошли, их сразу обдало запахами щей и стирки. В маленьких клетушках, отгороженных фанерными стенами, жили целые семьи. Ватага ребятишек играла, расположившись тут же, на грязном полу узкого коридора. В холодной комнате, называемой кухней, шипело на столах и табуретках штук двенадцать примусов, над головами хозяек сушилось белье.
— Как живем? — спросил Власов, здороваясь с хозяйками.
— Сами видите, — не очень приветливо ответила одна из них.
— Попробуйте хоть сутки побыть в сырой клетушке, да еще с тремя детьми, тогда узнаете! — сказала другая.
— Пятый год обещают переселить. Одни разговоры, надоело слушать, — вставила третья.
— Не нужно было самовольно вселяться! — Пожилой комендант с помятым липом пьяницы обратился к Власову с разъяснениями: — Товарищ директор, в этих временных бараках жили строители. Кончили работу — уехали. Дело было перед самой войной. Хотели бараки снести, да не успели. Вот они самовольно заняли их, ни у кого не спросясь, а теперь жалуются. Вы же знаете, как туго у нас с жильем…
— Но ведь не от хорошей жизни люди перебрались сюда, — оборвал его Власов.