Читаем За несколько лет до миллениума полностью

Лица бабушки Саши я совершенно не помню. Примус, на котором мы жарили ленивых карасей, которых ловили в близлежащем пруду, помню хорошо, зеленовато-красную с белыми проплешинами и удивительно пахучую землянику помню хорошо. Муравейник около тропинки, ведущей к речке Вологде, помню. А вот лица бабушки не помню. Помню, как бабушка Саша брезгливо щурилась на карасей и называла их лягушками. Рыбой назывались только те чешуйчатые скользкие существа, которые жили в проточной воде реки. Помню морщинистые щеки и седые волосы, а еще резиновые сапоги, в которых она ходила. От бабушки Саши в памяти осталось лишь ощущение старости.

Странная человеческая память — она выхватывает из прошлого второстепенные детали, оставляя в тени главное. Наверное, это происходит потому, что с второстепенными деталями легче философствовать. Мысль — это неуловимая серебряная уклейка в реке, блеснув, она исчезает.

До четвертого класса жизнь моя протекала без особых потрясений.

Я ходил в школу, играл с друзьями в мушкетеров, ездил на рыбалку, большей частью конечно же неудачно. И еще я читал. Жизнь того времени неразрывно была связана с книгой. О, благословенные детворой «Каллисто» и «Каллистяне» Г. Мартынова! И еще я открывал для себя «Путь на Амальтею» и «Страну Багровых туч» братьев Стругацких, холодную и прекрасную, как ювелирное изделие, «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, в мою жизнь вошли Альтов и Журавлева, Днепров и Сапарин, Варшавский и Аматуни с его «Тайной Пито-Као», ну конечно же Виталий Мелентьев с его повестью «Тридцать третье марта», рассудительный и имевший определенный литературный дар, но такой пресный Немцов, Томан с его шпионскими и антивоенными памфлетами, я познакомился с Думчевым из «Страны дремучих трав» Владимира Брагина, восхищался «Человеком-лучом» Михаила Ляшенко. Нет, удивительные книги рождались в шестидесятые годы! Я бродил ночами по планете Видящих Суть Вещей, думал о горовском мальчике, восторгался угрюмым Быковым, а впереди была Пандора, чудовищная Волна на планете Радуга и уже бродили по Вселенной загадочные Странники. Казалось, что до светлого завтрашнего дня, каким он был описан братьями Стругацкими в повести «Возвращение» подать рукой. Уж мы-то до него обязательно доживем, до этого мира Светлого Полудня. Да что там доживем, мы еще поживем в нем, обязательно поживем!

Была уверенность во всемогуществе техники и людей. Верилось, что до Марса уже рукой подать, а на Луне в ближайшие десятилетия будут построены базы землян.

Утверждают космонавты и мечтатели,Что на Марсе будут яблони цвести…О. Бердник

Это из фильма «Мечте навстречу». В это верилось и с этим гораздо спокойней жилось.

Жизнь мне портил лишь Пашка Щербаков по прозвищу Пахланя. Он меня за что-то невзлюбил, а может, ему просто нравилось издеваться над беззащитным, и именно потому он ловил меня где только возможно и бил. Робкие попытки дать ему сдачи поначалу не имели успеха. Он был просто сильнее. Но в четвертом классе я ему дал! Я бил его, пока он не упал. А когда Пахланя упал, я взял камень и стал бить его камнем по голове, пока кто-то не закричал: «Робя! Это же зверь! Он же его убьет!» и не позвал мою сестру, которая тогда училась в девятом классе. Наташа оттащила меня от Пашки и правильно сделала, в противном случае я бы его убил, слепо и безрассудно мстя ему за все унижения, которые он мне причинил в течение трех с половиной лет. Но он остался жить и даже удары камнем по голове ему пошли на пользу — Пахланя резко поумнел и больше уже не приставал ко мне со своими глупостями.

Нет, еще до этого боя, который, возможно, определил мою будущую жизнь, я частенько дрался, но не для того, чтобы обрести уверенность в себе. Не надо стремиться быть сильнее других, но всегда надо уметь давать отпор тому, кто стремится к силе. Чувство уверенности рождается из ощущения победы, в противном случае мы всегда имели бы дело лишь с неудачниками.

Через двадцать лет я случайно встретил его в городе на трамвайной остановке. Пахланя увидел меня и узнал, в его глазах явственно ожил страх. А я, пожалуй, искренне был рад встрече с ним, он, мой враг и мучитель, побежденный мною в неравном бою, принес мне весточку из моего далекого прошлого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Синякин, Сергей. Сборники

Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли
Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Новой книгой известного российского писателя-фантаста С. Синякина подводится своеобразный результат его двадцатипятилетней литературной деятельности. В центре произведений С. Синякина всегда находится человек и поднимаются проблемы человеческих взаимоотношений.Синякин Сергей Николаевич (18.05.1953, пос. Пролетарий Новгородской обл.) — известный российский писатель-фантаст. Член СП России с 2001 года. Автор 16 книг фантастического и реалистического направления. Его рассказы и повести печатались в журналах «Наш современник», «Если», «Полдень. XXI век», «Порог» (Кировоград), «Шалтай-Болтай» и «Панорама» (Волгоград), переведены на польский и эстонский языки, в Польше вышла его авторская книга «Владычица морей» (2005). Составитель антологии волгоградской фантастики «Квинтовый круг» (2008).Отмечен премией «Сигма-Ф» (2000), премией имени А. и Б. Стругацких (2000), двумя премиями «Бронзовая улитка» (2000, 2002), «Мраморный сфинкс», премиями журналов «Отчий край» и «Полдень. XXI век» за лучшие публикации года (2010).Лауреат Всероссийской литературной премии «Сталинград» (2006) и Волгоградской государственной премии в области литературы за 2010 год.

Сергей Николаевич Синякин

Научная Фантастика

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта
Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта

ВСЁ О ЖИЗНИ, ТВОРЧЕСТВЕ И СМЕРТИ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА!На страницах книги выдающегося литературоведа П.Е. Щеголева великий поэт, ставший одним из символов русской культуры, предстает перед читателем не только во всей полноте своего гениального творческого дарования, но и в любви, на войне, на дуэлях.– Известно ли вам, что Лермонтов не просто воевал на Кавказе, а был, как бы сейчас сказали, офицером спецназа, командуя «отборным отрядом сорвиголов, закаленных в боях»? («Эта команда головорезов, именовавшаяся «ЛЕРМОНТОВСКИМ ОТРЯДОМ», рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля и, действуя исключительно холодным оружием, не давала никому пощады…»)– Знаете ли вы, что в своих стихах Лермонтов предсказал собственную гибель, а судьбу поэта решила подброшенная монета?– Знаете ли вы, что убийца Лермонтова был его товарищем по оружию, также отличился в боях и писал стихи, один из которых заканчивался словами: «Как безумцу любовь, / Мне нужна его кровь, / С ним на свете нам тесно вдвоем!..»?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Павел Елисеевич Щеголев

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное