Галина Еремеевна задушевно рассказывала какому-то классу о лирике Некрасова, время от времени включая песни на его стихи. Они удивительно гармонично накладывались на Юлькины переживания. Она вязала и слушала:
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу –
Все лицо твое вспыхнуло вдруг.
С первого этажа донесся голос Сергея Сергеича. Юлька спрятала вязание в сумку, отбуксировала банкетку на место и стала прогуливаться по фойе с равнодушно-независимым видом. Сергей Сергеич поднимался по лестнице. С ним шел кто-то еще. Они негромко разговаривали. Юлька уловила обрывки беседы:
– …На дискотеке… у Сашки день рождения…. До вечера…
Пара минут шепота и тихого смеха.
Из лестничного пролета показалась голова Ларисы Леонтьевны. Юлька спряталась за большой куст китайской розы. Сергей Сергеич ушел вниз, а довольная Ириска, на ходу поправляя блузку, прошла мимо Юльки в организаторскую. В фойе снова стало тихо. Юлька вышла из укрытия.
Галина Еремееевна под занавес включила самую веселую песню.
«Знакомый какой-то наигрыш… Что, и это тоже Некрасов написал?!» – Юлька прислушалась, оглянулась по сторонам – никого. Поставила сумку к стене, развела руки в стороны и пошла, приплясывая и размахивая воображаемым платочком:
Располным-полна моя коробушка,
Есть и ситец, и парча!
Пожалей душа моя, зазнобушка,
Молодецкого плеча.
У Юльки дрожали губы, картины Алексанникова расплывались в мокрых глазах, но она отчаянно танцевала, стараясь не сильно стучать туфлями.
Выйду, выйду в рожь высокую,
Там до ночки погожу.
Как завижу черноокую
Все товары разложу.
Звонок.
Юлька быстро промокнула глаза рукавами.
Сумку на плечо.
Размеренным шагом по коридору в сторону географии.
* * *
В кабинет стекались учителя.
Когда все вошли, Юлька просунула голову в дверь и спросила, можно ли ей заходить.
– Подожди немного в коридоре. Мы тебя позовем, когда нужно будет, – ответила Любовь Борисовна.
Юлька стояла под дверью и слушала, как громко бьется сердце. Руки немного дрожали. Но не от страха, а скорее от предвкушения битвы.
В голове ни с того ни с сего всплыл девиз их класса, который еще в прошлом году они бодро говорили хором: «Бороться и искать. Найти и не сдаваться!» Их отряд носил имя Саши Ковалева – пионера-героя, пожертвовавшего собой во имя спасения экипажа торпедного катера.
Завуч открыла дверь:
– Заходи.
Юлька вошла и поздоровалась. Встала у доски. С улыбкой оглядела учителей. Сергей Сергеич вольготно расположился за последней партой у окна. Любимое Юлькино место. Перед ним уселась Ириска.
Игорь Степаныч сидел за второй партой в среднем ряду и разглядывал свои руки.
Мама нервно ходила вдоль шкафов в конце класса. В руках у нее был носовой платочек. Судя по всему, она уже тут плакала.
Любовь Борисовна начала:
– Юля, ты догадываешься, почему мы тебя сюда пригласили?
– Догадываюсь, – еле сдерживая дурацкую улыбку, серьезно сказала Юлька и кивнула.
– На тебя поступила докладная от Игоря Степановича. Тебе зачитать?
Юлька пожала плечами:
– Как хотите. Я, в общем-то, помню, что я делала.
Тем не менее, Любовь Борисовна начала читать Гошин пасквиль:
– «Ученица 8 класса, Столбова Юлия, систематически прогуливает уроки географии, а когда приходит на занятия, то нарушает дисциплину и мешает заниматься одноклассникам. На замечания не реагирует. Позволяет себе громкие разговоры и смех во время урока, споры с учителем, а также хождения по классу».
Юлька хихикнула, вспомнив кинопоказ. Она понимала, что сейчас совсем не время и не место смеяться, но губы упорно разъезжались в стороны, как у Гуинплена. Улыбка, так раздражавшая учителей, в последнее время будто приклеилась к ее лицу.
Галина Еремеевна нервно взмахнула рукой в ее сторону:
– Да вы посмотрите! Ей смешно! Что мы тут для нее?! Клоуны!
Любовь Борисовну тоже задел Юлькин смешок:
– Юля, ты, похоже, не осознаешь всей серьезности своих поступков. Если ты решила не учиться – это твое личное дело. Но ведь, глядя на тебя, и весь класс стал к учебе относиться спустя рукава.
Юлька стояла, заложив руки за спину, и молча рассматривала портреты великих географов, висящие на противоположной стене над шкафами. Задумчивый Фернан Магеллан. Усатые Пржевальский и Ливингстон. Хитроватый Гумбольдт. Суровый Кук. Нежный Джордано Бруно. Жаль, сожгли парня…
– Ты ведь не только по географии стала хуже учиться. Снизились оценки и по другим предметам, – продолжала Любовь Борисовна.
Это для Юльки было новостью.
Мама вытерла платочком слезы.
– Светлана Генриховна, как у нее с успеваемостью по другим предметам? – спросила завуч.
Классная руководительница держала наготове журнал с линейкой под Юлькиной фамилией:
– Вот, по русскому одни четверки стали. По литературе двойку схлопотала недавно.
– Да, да, она что-то распустилась совсем, – расстроенно подтвердила Галина Еремеевна.
Страницы с математикой и физикой Светлана Генриховна перелистнула, не читая, поскольку их вела Юлькина мама.
– Ну вот, по истории, биологии тоже четверок много стало. Только и учится, что по трудам да по физкультуре.