За Ореховой горой

Юлия Павловна взглянула на Карташову, та тряслась в рыданиях, некрасиво скривив рот. Было ясно, как день, что батарея не могла разорваться из-за открытой форточки. Просто эта версия была наиболее удобна для директрисы. Интересно, когда промывали в последний раз эти старые радиаторы?

– Из своей зарплаты будете возмещать школе ущерб! Это всем понятно? Я спрашиваю: всем понятно?

Юлии было непонятно. Она с усмешкой посмотрела на директрису. Та словно споткнулась об ее прямой взгляд и недоуменно подняла нарисованную бровь.

– Разговор окончен. Идите по рабочим местам!

* * *

– Меня поражает, как учителя терпят такое отношение к себе, – говорила на следующий день Юлия вполголоса Наталье Сергеевне, учителю математики, которая тоже пришла сюда совсем недавно. Они сидели вдвоем в пустой учительской. – Это же ужас какой-то. Запуганные все. Не смеют слова сказать. Это не директор, а бронетанк! А как она на ученицу рявкнула: «Ррёт закр-рила!»…

Наталья округлила глаза, приложила палец к губам и кивнула головой на дверь. Юлия подошла на цыпочках к двери и резко открыла ее. Ручка двери ткнулась ровно в мягкое место председательницы профсоюзного комитета, солидной пожилой дамы, носившей, наверное, с восьмидесятых годов, пышную «химию» в стиле Пугачевой.

– Ой, извините, Зинаида Степановна, я нечаянно. Поторопилась просто.

– Да, ничего, ничего. Я сама виновата. Замешкалась тут, – председательница профкома быстро замяла свое смущение и важно прошествовала через учительскую за журналом.

Чуть позже Юлия узнала, что Зинаида Степановна – близкая подруга директрисы.

Глава 6

Ночью Юлия вдруг проснулась. Откуда-то доносились приглушенные всхлипы. Кажется из комнаты дочек. Она встала и выглянула в коридор. Точно: или Лера, или Ксюша. Маленькая Полинка пока что спала в родительской спальне.

Юлия тихонько вошла в комнату к старшим. Плакала Ксюша, укутавшись с головой одеялом. Лерка сладко посапывала, широко раскинув на кровати руки и ноги.

Юлия села на край Ксюшиной постели, приоткрыла одеяло, погладила дочку по голове:

– Ксюшенька, милая моя, ты чего? Что случилось?

Ксюша еще сильнее уткнулась в подушку, плечики затряслись от рыданий.

Юлия легла к ней под одеяло, обняла и шепотом начала строить предположения:

– У тебя ничего не болит?

Дочка отрицательно помотала головой.

– Сон грустный приснился?

Снова не то.

– В школе что-то неприятное?

Отрицания нет. Ясно. Осталось выяснить, в чем именно проблема.

– Оценку плохую получила?

– Нет.

Хорошо, уже появились слова.

– Кто-то обидел тебя?

Ксюша наконец оторвалась от подушки и, давясь слезами, сказала:

– Мама, здесь все очень злые!

– Ну, кто все? И учительница? И все-все девочки? Ты ведь подружилась, вроде бы, с Элей?

– Ирина Михайловна так-то не очень злая, но она несправедливая. И в свисток все время на уроке свистит.

Юлия в полутьме удивленно посмотрела на дочь:

– В свисток?! Зачем?

– Не знаю. Чтоб ее слышно стало.

– Да уж…

В классах Юлии свисток бы уже не помог. Надо одновременно и рупор, и кляпы.

– Ну, а девочки из класса? Что, совсем не общаются с тобой?

– Лучше бы вообще молчали! – Ксюша снова заплакала, – Там несколько есть очень противных. Маша мне говорит: «Фу! Не подходи ко мне». А Ангелина и Алена сказали, чтоб я мимо их парт не проходила. А где мне ходить? Там всего два прохода так-то!

Юлия притянула дочку к себе и поцеловала в макушку. Ей самой остро захотелось плакать.

Лера быстро освоилась в своем пятом классе. Она была бойкой, в обиду себя не давала. В первый же месяц завела себе подружек и бегала с ними вечерами. Ксюша росла скромной, домашней и ласковой. В Раздольинском третьем классе было всего восемь человек и добрейшая учительница Валентина Николаевна. Ксюша там была лучшей: в основном, «пятерки», изредка «четверки». В Солнечном она попала на другую учебную программу и оказалась двадцать седьмой по списку… Еще и учительница в свисток свистит.

– А ты этим девочкам не говорила, что так плохо делать?

– Мама, это не поможет. Их все в классе слушаются. И Эля тоже. Когда мы с ней вдвоем, она нормальная, а в классе, когда мне Маша плохое говорит, то Эля вместе с ней смеется.

Юлия вытерла дочке краешком одеяла мокрые глаза. Утешительные слова подбирались с трудом:

– Ты очень хорошая девочка. Через некоторое время ребята это поймут и будут к тебе по-другому относиться.

– Нет! Они злые! Давайте поедем обратно в Раздолье! Ну, пожалуйста, мамочка! – Ксюша обхватила Юлию за шею, – Я не хочу тут в школу ходить! Тебе ведь тоже тут не очень нравится. Поедем обратно!

Юлия вздохнула. Чему уж тут нравиться… Она ощущала себя в этом городке деревцем, выкопанным в лесу и посаженным в комнатный горшок. В Раздолье было столько гармоничных связей с миром – со всеми полями и перелесками, с родней, с односельчанами… А тут что? Все друг другу чужие. Но Ксюше она сказала другое:

– Давай еще немножко поборемся. Я поговорю с Ириной Михайловной насчет этих девочек.

Ксюша прерывисто вздохнула после недавних слез. Юлия поцеловала дочку и подоткнула ей со всех сторон одеяло:

– Давай спи, радость моя. Поздно уже.