За переливы

Еще англичане находились в гавани, а он, снабдив прогонными Зосима, велел гнать в Иркутск к губернатору Кличке: надобно было принять меры по укреплению порта.

В Иркутске забеспокоились. Самоуверенный Кличке струхнул, и секретное донесение Екатерине отправлено было незамедлительно. Камчатка — одно название вызывало у Кличке ярость. Совсем недавно Магнус фон Бем притащился в Иркутск с какими-то коллекциями, а он, губернатор, плати за провоз до Петербурга! Шиш! Пусть катит на свои денежки. Не обеднеет. Тут и англичане шастают. Не сидится им на Альбионовых островах. Шмалев масла в огонь подлил. Да пропади они все пропадом, житья совсем спокойного нет. А случись что с Камчаткой, голова — фьють! — и покатилась, кровавая. Зосима вернуть к Шмалеву, хоть он успокоит Камчатку.

Пухлой рукой самодержица не замедлила отписать: «Так как путь в Камчатку сделался известным иностранцам, то привести ее в оборонительное положение».

Но пока писались донесения, приходили ответы, подыскивались специалисты, в конце августа того же, 1779 года вновь, как и несколько месяцев назад, в бухте появились неизвестные суда. Они стали на рейде, но паруса не убирали, и жуткое безмолвие повисло в снастях.

Вновь тревожно зазвонил колокол.

На берегу напряженно ждали.

Ждали чего-то и на кораблях.

В подзорную трубу Шмалев разглядел британский флаг и пустые палубы. Так и есть — «Дискавери» и «Резолюшн».

Какую хитрость придумали англичане, он не мог догадаться, но было ясно: они вернулись, чтобы взять порт голыми руками.

Напряжение росло: чего медлят?

Шмалев ждал всего, но только не скорого возвращения этих кораблей. Где пушки? Их нет. Где редуты? Лишь на чертежах. Где новые ружья? Их тоже нет.

Минуло полчаса, но все оставалось по-прежнему.

«Надо ехать, — решил Шмалев и приказал готовить шлюпку. — Если гости не докладывают о себе, то хозяева должны знать, кто у них находится в передней».

Едва Шмалев поднялся на флагманский корабль, как раздалась команда «Пли!» — и гром орудий раскатился над бухтой.

Англичане приветствовали русского человека и в его лице весь русский народ.

Начальника Камчатки встретил весь в черном капитан Кинг и проводил в каюту Кларка.

Неприятный тяжелый полумрак встревожил Шмалева.

Гор, стоявший возле стола, будто прикованный к нему, устало и грустно смотрел на вошедших.

— Господин Шмалев, — сказал Гор, опираясь на стол, — вы присутствуете на корабле в тот момент, когда Англия понесла тяжелую утрату, вторую после смерти капитана Кука. Чарлз Кларк перед смертью завещал похоронить его здесь, в Петропавловской гавани. Два народа — русские и англичане — должны жить в дружбе — так говорил Чарлз Кларк в последние минуты жизни. Желаете проститься с капитаном? Он в соседней каюте.

Кларка хоронили на следующий день под раскидистой пышной березой. Дали залп из бортовых орудий.

Перед тем, как покинуть порт, Кинг и Гор посетили дом главного командира Камчатки.

— Нас ждут другие широты, — отвечал Гор на приглашение Шмалева погостить. — И в знак признательности за гостеприимство мы просим вас принять эти часы. Они стояли на столе капитана Кука, потом Кларка. Мы хотим, чтобы они принадлежали достойному человеку. — И он протянул Василию Шмалеву массивные часы.

Случай

В начале августа в Москве пошли дожди. Они были уже не столь теплы, как в июле, и это было верным признаком, что осень начала свое продвижение. Однако струи осени были слабы, поэтому после дождей установились жаркие дни: московская земля парила.

Марфа Тимофеева, комнатная бабка царицы Натальи Кирилловны, проснулась от беспокойства. В оконце еще не глядели солнечные лучи — петух на подворье молчал.

Тихо.

Марфа вслушалась в тишину: ее нарушали мыши, шуршащие под полом. Она подумала, что кота пора прогнать — обленился. Она еще полежала немного, привыкая к беспокойству, однако это беспокойство было для нее определенно непривычным и даже пугающим. Уж очень сердце замирало и душа ныла — ну как-то все сегодня не так начинается, да и только.

Царица Наталья Кирилловна проснулась тоже до петухов. Ее разбудил сон, непонятный, тяжелый, прерывающий дыхание. Вся смятенная, она ощупала себя — жива! — и тогда уж, вздохнув облегченно, потянулась, и сжатое ночным страхом тело почувствовало боль — будто нещадно колотили Наталью Кирилловну всю ночь.

«Пригрезилось, — подумала она, — или наяву моя душа улетала странствовать?.. Что же за сон такой… Наваждение какое-то… Знамение?»

Наталья Кирилловна ощутила прилив страха. Она, охнув, бросилась в ночной рубашке к образам, упала перед ними на колени и с судорожной быстротой закрестилась… С тайным страхом она ждала, что кто-то подойдет к ней сзади, схватит за горло и станет душить… Боялась обернуться, однако заставила себя… сзади никого.

«Что ж это, господи, конец, что ли?» — шептала Наталья Кирилловна…

Кричать служанок… или погодить… страшно-то как… А сон не отступал, он только стал ярче.