За переливы

Взяла соль в горсть, за грибом потянулась, а тут из стряпни литовка выскользнула угрем, глянула сердито на Марфу. Та напряглась, испугавшись, и сделала вид, что только зашла, поклонилась и хотела уходить, но литовка, глядя на зажатую вспотевшую руку, спросила, что это Марфа прячет в кулаке.

— Что ты, голубушка, — отвечала, жалко улыбаясь, Марфа, — это я так… руку свело… Пойду мыленку посмотрю… Царица Наталья Кирилловна мыться сегодня изволила… — И она, отступив, заспешила к мыленке.

Рывком отворив дверь мыленки, Марфа испуганно ойкнула: «Господи!»

В мыленке на лавке сидела баба Анна Леонтьевна, словно ее и поджидала.

— Ты что, Марфа? — спросила с любопытством. — Лица нет на тебе, милая… Приключилось, поди-ка, нехорошее.

— Да что вы, Анна Леонтьевна… Худо что-то мне стало. Водицы хочу испить холодненькой. — Марфа взяла деревянный ковш, набрала из ушата воды и незаметно ссыпала из горсти соль на землю.

— Пей, господь с тобой… Авось полегчает, — отвечала Анна Леонтьевна, внимательно посматривая на Марфу.

Марфа с видимым удовольствием выпила полный ковш воды, утерла губы ладонью. Вздохнула облегченно.

— Парить начинает… Не быть бы грозе… У вас кота не найдется? Мой-то ленью объелся. — Марфа улыбнулась — избавилась от соли.

Анна Леонтьевна не ответила. Марфа вторично не решилась тревожить ее вопросом и, постояв малое время, поклонилась степенно и покинула мыленку с молчаливой и хитрой, насколько было всем известно, бабой Анной Леонтьевной, встреча с которой почти никогда не приносила ни хорошего настроения, ни успокоенности; она всегда была началом многих мрачных дел. До сих пор судьба не сталкивала Марфу с Анной Леонтьевной. За порогом мыленки она перекрестилась: бог милостив и не направит худые чары Анны Леонтьевны против комнатной бабки самой царицы Натальи Кирилловны.

И все же весь день Марфа провела в непокойном состоянии, все валилось у нее из рук; хотела спросить снова про кота, но вместо этого ругнулась по-мужицки, и бабы, присутствовавшие при этом, недоуменно переглянулись между собой, но Марфу ни о чем не спросили. Она лишь через некоторое время поняла: оплошала и потому смешалась и поспешила уединиться в своей комнате на казенной половине, где проводила редкие свободные часы челядь. Она горестно задумалась над своей жизнью. И выходило, что жизнь у нее чернее черного, что, однако, не совсем было так: ведь комнатная бабка у царицы, почитай, все время под рукой, что захочет, то и шепнет ей. И Марфе угождали многие из челяди, и она пользовалась своим положением. Бывало, что после слов Марфы кто-нибудь из дворовых ссылался в деревню или был бит, но Марфу сие не беспокоило: она считала, что так и должно быть, потому что эти люди ей мешали. Или могли помешать.

«И откуда навязалась эта проклятущая литовка? — горестно думала Марфа. — Добро бы баба как баба, а то ведь ни спереди, ни сзади, и чего государь держит жердь такую… Чует сердце, дознается… Надо спешить к государыне».

Приняв неожиданно для себя такое решение, Марфа быстрехонько вскочила с лавки, оглядела платье, не помято ли (царица не терпела грязных рук и замусоленных платьев на своей прислуге). Однако на царскую половину Марфу не пустили: на крыльце изваянием сидела Анна Леонтьевна и каменно глядела на Марфу, будто и не видела ее. Она лишь разомкнула губы, чтобы выдавить: «Царица занемогла, никого пускать не велит!»

— Голубушка Анна Леонтьевна, — чуть не плача, поклонилась Марфа, — дело срочнейшее… Касаемо царицы… Поди спроси, авось допустит пред свои очи. — И снизив голос, полушепотом добавила. — Век буду благодарна.

Анна Леонтьевна покачала отрицательно головой, и Марфа поняла, что эту противную бабу ей не перешагнуть и, что хуже всего, наверно, сбудется утреннее предчувствие: Анна Леонтьевна навек станет ее врагом. Однако Марфа попыталась вновь ее разжалобить.

— Дело государево, — произнесла значительно Марфа. Припугнула: — Запоздает слово, беды не оберешься.

Анна Леонтьевна ухмыльнулась: напрасны старания Марфы. Ну что ж, чему быть, того не миновать.

На следующий день, в субботу, утром на казенную половину пожаловала Матрена Блохина, Марфина подруга. Она, оглядываясь, будто кто виделся поблизости, затеяла разговор о том, что над Марфой нависла страшенная угроза: проклятущая литовка дозналась, что Марфа покушалась на грибы. И Анна Леонтьевна, как на духу, подтвердила: Марфа соль высыпала за кадь в мыленке, а вот с каким злым умыслом, то ей неведомо. Дворня зашушукалась: Марфа ворожбой занялась, царицу известь надумала.

— Я-то, милая моя, я в суды да пересуды только в девках верила… Но чем помочь тебе — и не придумаешь, — сказала Блохина.

Марфа как оскользнулась: на миг земля ходуном заходила.

— Что же делать? — спросила она, не слыша своего голоса, но понимая в то же время отчаянность вопроса, ибо что Матрена сможет присоветовать нужного. И ей показалось спасением, когда Матрена, дотронувшись до ее руки, сказала настойчиво:

— Лучше уходя в свою Хамовную слободу… Гляди, все и уладится…