— Ты с ума сошла! — крикнул Дагмор, отталкивая ее и делая шаг назад. Ему почудилось странное эхо, словно кто-то одновременно произнес те же слова.
— Я в рудниках, может, и сдурел, но не озверел же! Да как ты смеешь мне такое предлагать, глупая девчонка! — закричал он в бешенстве. В ушах зазвенело. — Мне! Сыну Феанаро!! Ты лечила меня! Да отойди уже, наконец!
В лицо ему посмотрели острия двух десятков стрел.
Сейчас из меня сделают дырявую мишень, подумал он, напрягаясь и закрываясь рукой, как в поединке. Не опускать глаза. Сейчас!
«От глупца слышу», беззвучно ответили ему. Лутиэн коротко улыбнулась, и не думая уходить. Обернулась к королю.
Тингол стоял собственной статуей, так и тянулся к ней. А смотрел — в глаза Дагмору. Словно дыру в нем проделать хотел.
Тинголовы лучники без приказа опускали луки, один за другим, пока не опустили все до единого.
— Я все думала, как могла случиться усобица в Амане, — сказала Лутиэн звонко. — А потом увидела, как мой любимый отец хочет у меня на глазах затеять вторую — и никто ему не возражает. Государь мудрее и лучше знает, думаем мы, государь справедлив. Государь ранен в самое сердце. Государь рассудит верно. Я сейчас думаю — а если сыновья и верные Феанора считали так же, когда отец повел их захватывать корабли?
Рука Тингола бессильно упала.
— А если бы у них хватило духу спросить, — продолжала Лутиэн, — «Отец, что ты творишь?» Вот я, пожалуй, и спрошу. Отец, ты хочешь Вторую резню эльдар в отместку за первую? Это правда?
Дагмор понял: что бы он ни плел вчера, но сгореть от стыда — это не слова. Лицо и уши пылали, как от морготова огня.
Лучше бы из него сделали мишень несколько мгновений назад…
— Это такая справедливость по-королевски? — продолжала Лутиэн. — Выбрать именно того, кто спас от Врага одиннадцать наших сородичей — и выместить на нем твою боль? Ведь твоя боль сильнее всего, она важнее, чем жизни, мой король. Тем более — жизни бывших рабов, которых у нас в Дориате не жалуют… Наверное, Феанор думал очень похоже.
Ауле, лучше бы твой камень расступился прямо сейчас и сожрал его! Пальцам стало мокро, Дагмор взглянул — он сжал слишком короткую рукоять ножа в кулаке, порезался и не заметил.
«Она сейчас уничтожит все. И мою гордость, и его…» — подумал он устало.
Нет, действительно, что сказал бы Феанаро, начни ему возражать не один Майтимо, а хотя бы… Трое? Пятеро?
Проклял бы как предателей. Кто знает, как в Альквалондэ, а в Лосгар, при сожжении кораблей — уже проклял бы наверняка. Кого проклянет сейчас Тингол за такое, вот вопрос.
Король Дориата был как мраморная статуя, белым и неподвижным. Полсотни синдар молча смотрели на него, и воздух в шатре, казалось, гудел — не то от напряжения, не то от чужих мыслей. На себе Дагмор чувствовал лишь сочувственный взгляд Белега.
Затем Белег сделал два шага вперёд, к Дагмору. Нет, к Лутиэн. Молча.
За ним двинулся невысокий как подросток, очень худой синда, у которого мелькнули шрамы на руках, под кромкой вышитого рукава, и оставалось только гадать, тот просто побывал у орков в руках, или тоже пережил Ангбанд. А потом ещё кто-то высокий, среброволосый, как сам Тингол. И четвертый. И ещё двое, нет, уже четверо. И ещё один из следопытов Белега. Все это в полной тишине, не возразив ни словом. Горсть синдар на глазах разделилась — не надвое, но по живому.
«Это не про меня. Это против крови…»
Дагмору мучительно хотелось провалиться сквозь землю.
Тингол сверлил его взглядом. И кажется, видел сейчас насквозь.
— Убирайся, — сказал он, наконец. — Убирайся с глаз моих и с моих земель! Немедленно!
«Молчи! — требовал его яростный взгляд без малейшего соприкосновения разумов. — Молчи! Или я сам тебя убью!»
Под взглядами всех синдар Дагмор склонил голову перед Лутиэн, повернулся — и медленно пошел прочь, так и сжимая в ладони ее короткий нож.
Вышел из шатра — стража раздалась в стороны, глядя с опаской. Его шатало, как пьяного, на свежем ветру, остудило горящее лицо. И он увидел, что поодаль стоят два десятка нолдор в охотничьих одеждах, беспокойно переговариваясь. Не иначе — дортонионцы, которых упоминала дочь Тингола. А от них стремительным шагом ему навстречу идёт женщина, ее золотые волосы развеваются стягом Третьего дома, и других знаков уже не надо.
— Морьо! Ты?!..
— Я, Артанис, — сказал он устало.
…Среброволосый синда провожал Артанис и казался очень счастливым. Белег — должно быть, пришел проследить. И все. Кроме них только бывшие беглецы, не зная о случившемся в королевском шатре, открыто желали трем нолдор доброго пути. Беспокоились о торопливом отъезде и помогали Нимрану усадить к себе на седло перевязанного и беспокойного Нариона. Благодарили тихо за приглашение встретиться в землях Феанарионов, если не уживутся дома…
— Король потребовал молчать, — сказал Белег, когда уже садились на коней. — Надеюсь, твои пленные сородичи пока в безопасности.
— А лет через полсотни их может и не остаться, — отозвался Дагмор. — Если королевский гнев будет слишком силен, ты знаешь, где меня искать. И другим передай.
— Не думаю, — предводитель стражей границы покачал головой.