За перевал (СИ)

Вспомнил снова жест Белега. Если сделать то, чего хочется больше всего, и послать Тингола к раугам со входа, Тингол может им и припомнить доброе дело. А ещё есть двое других нолдо, и Нариону хватило ума не кричать, что он верный Феанарионов.

Тингол не отрывал от него тяжёлого взгляда. А, да. Стражи уже поклонились королю, а он — нет.

Не нарочно, не из неуважения.

Просто задумавшись.

Вот смешно-то.

— Нолдо, назвавший себя Дагмор из верных Дома Феанора, — произнес, наконец, Тингол, да так, что он снова почувствовал себя драным и грязным беглецом, едва из подземелий.

Стражи шагнули в стороны, Дагмор остался один посреди шатра.

— Да, — сказал он устало. — Это я. Благодарю за …королевские почести, Тингол, король Дориата. Не иначе, это награда за то, что я подчинялся воинам госпожи Лутиэн.

Его ведь просили держать себя в руках, а не молчать.

Взгляд короля уперся в кого-то из сопровождающих.

— Этот нолдо опасный безумец, мой король! — повторил упрямо синда с пшеничными волосами. — Он сражался оружием, с легкостью отобранным у орков, я не могу подвергать опасности моих сородичей! Если решение короля будет неблагоприятным, кто знает, не выхватил бы он чужого оружия и не пригрозил им кому-то из нас, чтобы сбежать, прикрываясь им! Мы видели, на что он способен. Я беспокоюсь о тех, кого мы должны оберегать!

Хмурый Тингол жестом велел ему замолчать.

— Мне передали, ты был из приближенных сыновей Феанора, — заговорил король спокойно, словно и не было сказанных перед тем слов. Спокойствие его ничего хорошего не сулило. — Наверняка ты разделял их преступления. И отказываешься назвать свое настоящее имя.

— Неверно, — отозвался Дагмор. — Я не из приближенных сыновей Феанора. И я сказал лишь, что назову свое имя только самому королю.

— Тогда назовись. Здесь и сейчас. Отказываясь от своих князей, ты не станешь лучше в моих глазах.

Что ж. Не выйдет умолчания. Дагмор все же поймал чей-то внимательный, изучающий взгляд. Его опознают, не сейчас, так позже, будь прокляты слишком хорошо зажившие ожоги, и позориться ложью он здесь не станет. Бессмысленно.

— Я не отказываюсь ни от кого, и стать лучше в твоих глазах мне не грозит. Потому что я сын Феанора, Морифинвэ Карантир, — сказал Дагмор, вскидывая голову.

Увидел, как расширились глаза Тингола — и вспыхнули огнем. Увидел, как тот снова перевел на кого-то взгляд.

Удивленные возгласы побежали по шатру. Темноволосый синда появился слева и посмотрел на Дагмора в упор.

— Мой король, я говорил в Хитлуме на празднике с сыновьями Феанора. Этот и впрямь очень похож на них. Не заговори он сейчас, попытайся скрыть имя, я вмешался бы.

— Благодарю, — сказал Тингол холодно. — Подумать только. И какая же нечисть принесла тебя сюда, сын Феанора?

— Бежал с Севера.

— Вот как!

— Мне уже известно все, — Лутиэн возникла слева из-за щитов королевской охраны. Должно быть, там и стояла, незаметная из-за небольшого роста.

…Лутиэн изложила все холоднее, короче и спокойнее, чем смог бы он сам. Даже о том, как успела расспросить остальных беглецов. Даже о том, почему он отказывался назваться сразу. И только странно было смотреть, как на лице Тингола при этом то и дело сменяют друг друга живое беспокойство — и королевская надменная неподвижность.

— Мое решение было — дать ему уехать, отец, — закончила она. — Он спас твоих подданных. Он и его спутники истребили охотничий отряд. Этого достаточно, чтобы просто позволить всем вернуться домой. Поддержи мой выбор. Прошу тебя.

— Я услышал тебя, — сказал Тингол. — Другие нолдор могут уйти свободно, кто бы ни были. Но это решение я приму сам.

Замкнувшись, Лутиэн отступила.

Вот так, подумал Дагмор, сдерживая усмешку. Хитуэн, ты был прав. Кое-кто проспал свою удачу, добросердечную Тинголиэн.

Хотя бы остальных отпустят. Вот только если его убьют, Нарион не промолчит!

— Под страхом смерти вам и вашим верным запрещен вход на мои земли, — начал Тингол. — И ты знал об этом от других пленных.

— Я вбежал на твои земли, уводя орков от своих товарищей по несчастью, синдар и нандор.

Чем короче он будет говорить — тем меньше лишнего скажет. Тем позже вспыхнет.

— Причина запрета — ваше преступление против моих родичей, короля Ольвэ и его подданных. Твои руки в крови эльдар, сын Феанора. Будешь отрицать?

— Нет, — сказал он.

— Так просто и коротко? — Тингол сжал руки, рассматривая его презрительно и холодно. — Ни гордости, ни сожаления?

Дагмор выпрямился, руки начали тихо ныть.

— Ни гордость, ни сожаления никого не вернут, — сказал он, стараясь остаться спокойным. — Я следовал за отцом, чтобы драться с врагом в Среднеземье. И разделил с ним то, что мы сотворили по пути, и чего уже не исправить. Все, что я могу с этим сделать — драться с Врагом снова и снова. И, кроме мести, — за тех, кто живёт в Белерианде вне Дориата, без защиты невидимых стен. Ради этого я выжил на Севере. Ради этого сбежал.

— Неплохо сказано. Возможно, ты хотя бы сожалеешь.

Это был не вопрос, и Дагмор стиснул зубы, чтобы не сказать лишнего.