Они умолкают. Дочь Тингола тоже молчит, лишь вновь многозначительно переглядываясь с военачальником.
Какое-то время стоит тишина, и только Дагмор медленно пьет воду из белеговой фляги — у него резко пересохло во рту. Нет видимой причины ждать дурного — но он слишком привык к тихой ненависти Хитуэна, и все равно готов услышать худшее.
Особенно теперь, лишившись последней защиты — умолчания.
— Тогда вот моё решение, — Лутиэн выпрямляется. — Ты свободен. В благодарность за спасение жителей Дориата ты и другие нолдо получили нашу помощь. Хотя твоя вспыльчивость может быть опасна в будущем, и тень Ангбанда надо изживать немало лет. Но тебе следует уехать немедленно, покинув земли короля Тингола.
— Немедленно… — хмуро повторяет он, ещё не отойдя от удивления.
— С нами охотились гости из Дортониона, уедешь с ними. Мы с Белегом сохраним твой секрет, о нем узнает лишь сам Тингол. Но перед тем я хочу услышать ответ ещё на один вопрос.
— …Альквалондэ, — опережает ее Дагмор, чтобы не ждать вопроса как ещё одного приговора.
— Как это было возможно? Для тебя самого, Морифинвэ Карантир?
Он смотрит на ее руки, потому что смотреть во внимательные серые глаза слишком тяжело. Вопросы ее — та ещё глыба камня. Слова не должны тяготить, но спина его ноет, как от тяжёлого груза.
— Ты любишь отца, дочь Тингола?
— Люблю, — спокойно кивает она. — Несмотря на то, что он становится в последние годы горделив и подозрителен.
— Сколько я себя помню, дочь Тингола, — заговорил Дагмор очень медленно, — отец был для нас как ещё один Лаурэлин. Сейчас, наверное, скажут — как другое солнце. Свет, огонь и тепло, которого хватало на всех. Работа его, которая краше песен Макалаурэ, сравниться с нею было невозможно. За мыслью его не поспевали многие старшие и мудрые. За ним хотелось идти на край света. И мы пошли. Сперва — ковать оружие, потому что это интересная идея и новые задачи. Затем в Форменоссэ на север, в изгнание, потому что это было несправедливо. Затем мстить Морготу и готовиться к Исходу. Он зажигал нас — и мы горели его словами и делами, были счастливы их разделить. Он был… Лучшим. Мы любили его больше своей жизни. Разве что Майтимо порой находил решимость ему возражать. Его боль обожгла нас огнем, не хуже собственной. Его слова тоже жгли и пьянили. И когда отец позвал нас в Альквалондэ, мы снова загорелись — и пошли за ним, не зная ещё, насколько далеко.
И снова очень тихо, и ветер колышет полог маленького шатра, а глаза Лутиэн мерцают в сумерке. Лицо ее неподвижно как маска.
— Вести на преступления тех, кто любит и верит тебе безгранично — это или безумие, или предательство доверившихся, — говорит она негромко.
— Нет! — вспыхивает Дагмор мгновенно. Сил на настоящую ярость ещё не хватает, быть может, к лучшему. — Слепых и детей там не было! И если обо мне… Для меня он был прав во всем — до того, как… — Он снова переводит дух и до крови прикусывает губы. — Остановимся здесь. Хватит! Иначе наговорю такого, что королевна трижды пожалеет о своем решении. Я ответил на вопрос!
— Да, — кивнула Лутиэн, голос у нее был невеселый. — Уговор выполнен, и ответ услышан. Но… Мне показалось, или ты ждал от нас несправедливости по отношению к себе и Нариону?
— Справедливость? — Он усмехнулся. — Наверняка среди вас немало тех, кто справедливым счёл бы снести мне голову. Хитуэн предупреждал. А ждать я привык худшего. И почему бы Тинголу не думать о справедливости именно так? Что он скажет, когда услышит эту историю?
«Немедленно уехать, хм».
Ух, что скажет Тингол, понял он вдруг. На квэнья и слов-то таких не было до Исхода.
— Это уже будет не твоя забота, — заметил Белег. — Но ты, думая так, все равно вел беглецов на земли Дориата?
— А что, у меня был выбор? — едко переспросил его Дагмор. — Через весь Ард Гален к горам Эйтель, наперегонки с погоней? В Дортонион, прыгать по скалам вместе с обессилевшими и ранеными, да среди диких орков? Через Восточные ворота в Оссирианд, куда идти выходило вдвое дольше? Половина моих — здешние синдар! Нам и так невероятно повезло выбраться ближе к Аглону и Химрингу, чем к Ангбанду!
Он осекся, чувствуя, что снова напрасно распаляет свою злость.
— А ты?
— Не будь погони, я бы в этих местах уверился, что синдар доберутся домой без помех. Взял бы Нариона с Нимраном и все же ушел бы через Дортонион, на его западный край. К детям Арафинвэ.
— Сумасброд!
Дагмор пожал плечами.
— В этом — вряд ли.
Белег поискал слова, нашел с третьей где-то попытки — и припечатал:
— Вот же… Феанарион!
Дагмора тряхнуло. По спине пробежал холод, он невольно потянулся к поясу, ища хотя бы нож. Снова вспыхнул, залившись краской злого смущения.
«Сколько мне это снилось? Вот и поговорили»…
Отвернувшись, он сделал сразу несколько глотков из фляги, старательно следя, чтобы руки не дрожали. Усталость навалилась такая, словно он опять несколько лиг пробежал. И в этом неловком молчании они вдруг услышали приближающийся к лагерю синдар мерный топот копыт десятков лошадей.
Белег нахмурился.
— Мы никого не ждём, — начал он, обращаясь к Лутиэн — но та уже встала, растерянная и встревоженная.