За перевал (СИ)

И вот теперь появились ещё двое свидетелей. Финрод, несомненно, захочет с ними поговорить, он беседует со многими беглецами, это Ангрод старался избегать их раньше. И наконец, понимает, почему. Ему постыдно и неприкрыто страшно.

Но что за муха укусила Артанис, остаётся загадкой. На прямой вопрос сестра не отвечает, только бросает:

— Вот проснутся, сам с ними поговори.

— Я говорил с Нимраном. Тот все больше про спутников рассказывал.

— Нимрана отправь сразу в мастерские, пусть вспоминает и приходит в себя. С ним проще всего.

— А что не так с остальными?

— Что не так с феаноровыми верными? — насмешливо переспрашивает Артанис, словно он глупость спросил. — Вот сам и узнаешь.

А Дагмор беспробудно спит день, другой и третий. Даже занятый Финрод уже спрашивал о нем — тоже хочет поговорить. Раненый Нарион, с трудом перенесший дорогу через нагорье, начинает вставать, а этот — спит, как сурок зимой.

— Сон целителен, — пожимает плечами Артанис.

— Если он с голоду не умрет, пока исцеляется.

Вечер третьего дня застаёт Ангрода в гостиной покоев старшего брата, где он делит внимание между картой Дортониона, на которой значками размечены стоянки диких орков и места появлений гауров, и альбомом с набросками красивых скал, которые Ангрод запомнил на охоте или при боях. Эти земли будут очень хороши без орков, думает он, набрасывая углем ещё один — падающий с обрыва водопад, растрёпанный ветром, как неплотно завязанная женская коса.

Позади него открывается дверь, Ангрод оборачивается, и первое, на что падает его взгляд — старые охотничьи сапоги Финрода на ногах высокого, сутулого беглеца по имени Дагмор, и синдарский узор на подоле его зеленой рубахи. На лицо его падает тень. Он идёт скованным осторожным шагом, без спроса садится на скамью у стола и отбрасывает с лица ещё влажные волосы, черные с красноватым отливом…

И даже тут Ангрод несколько мгновений пытается понять, почему это скуластое, худое лицо ему знакомо, настолько не ожидает увидеть.

— Я с трудом верю глазам!! — вырывается у него.

— Это даже хорошо, — кивает ему Морьо Карнистиро, сверкнув глазами, — значит, посторонние не узнают так просто.

Ангрод не выдерживает, и идёт проверять, садясь рядом и встряхивая за плечи сестрину находку. Находка худая, как жердь, под пальцами Ангрода — твердые жилы, обвивающие тощие руки, синдарская рубаха на находке болтается как на распялке для одежд, в волосах много седины, на ввалившейся щеке следы ожога, от крыльев носа разбегаются глубокие складки, а тонкий прямой нос точно был сломан и сросся горбинкой, и он выглядит старше и хуже, чем отец и дядья после гибели Финвэ…

Но это и правда Морьо. И глаза у него по-прежнему горят зло и упрямо. Ещё упрямее, чем раньше. Ни у какого другого беглеца таких нет.

Ангрод на мгновение забывает даже о Хелкараксэ, просто потому что это его брат и когда-то друг, похороненный двадцать пять солнечных лет назад, он настоящий, живой — и обнимает его.

Морьо каменеет под его руками и словно не знает, чем ответить. Когда Ангрод отпускает его, лицо Морьо похоже на маску.

— Я ждал другого приветствия, Железнорукий, — говорит он глухо.

— Подраться мы ещё успеем, — фыркает Ангрод, и тот неловко усмехается в ответ.

— Это было… Хорошее воспоминание.

— Хорошее? Мы чуть усобицу не начали!

— Но не начали. А потом… Потом я смеялся, когда вспоминал.

Ангрод вскакивает.

— Как? Как это может быть? Ты — и один из обычных беглецов из Ангбанда?

— Меня не узнали там с обожженным лицом и в простом доспехе, — Морьо вскидывает голову. — И меня не выдали. Многие, кто меня не выдал, ещё там.

— Твои верные…

— Мои верные. Верные Турко и Курво, кто выжил в задних рядах. Те, кого обожгло, ослепило дымом, кто впал в беспамятство и просто не успел отступить. Как я сам.

— Сколько их? Инголдо все считает, ведь тела погибших тоже точно не сочли.

— Не знаю, Арато, — здесь Морьо сутулится ещё сильнее. — Много. Даже я не знаю…

И вдруг распрямляется и хватает Ангрода за руку жёсткой, костяной хваткой, а глаза его загораются.

— Тьелперинквар, — говорит он тихо, стискивая худые пальцы. — Хоть ты мне скажи, что с ним! Что он жив, мертв, что угодно, лишь бы знать!!

— Он жив, — Ангрод кладет другую руку поверх его. — Об этом долго не было известно за пределами Дома. Его страшно обожгло. Его спас Хуан.

Морьо разжимает руку и откидывается назад. Даже глаза закрывает ненадолго.

Скрипит тихо дверь, и входит Финрод с корзинкой в руке. Оттуда пахнет свежим хлебом и мясом, оттуда торчит горло кувшина.

— И вы молчали, заговорщики! — бросает ему Ангрод.

— Я велел сюда не входить, — говорит тот негромко. — Пока не решим, хранить твой секрет или нет.

Ставит корзину на стол, тоже садится рядом и обнимает Морьо. Ангрод снова видит окаменевшее лицо Феанариона и вдруг понимает, что этот гордец, кажется, просто пытается не заплакать.

Или он решил, что его примут, как на берегу Митрим! Возможно, Артанис так и приняла. Она, хоть и молчала, была к Феанарионам суровее всех — и дружбы между ними никогда не было. Не то, что у братьев.

Финрод переглядывается с ним.